У некоторых еврейских общин Европы существует странный обычай: на первую субботу после Песаха выпекать халу в виде ключа. Особые ревнители даже прячут в тесто настоящие ключи, и поэтому есть такую халу приходится с особой осторожностью.
Как у всякого еврейского обычая, для шлиссель-халы существует не одно объяснение, а минимум три: этическое, эзотерическое, мистическое.
История, которую праведник ребе Цви-Гирш Майзлиш на протяжении многих лет рассказывал вечером первой послепасхальной субботы, кажется мне наиболее интересной и правдоподобной[1].
Шпили королевского дворца на Вышеграде еще сияли в лучах заходящего солнца, а на улочки еврейского района Праги уже опустились сумерки. Предпраздничный день, наполненный до отказа десятками дел, доживал последние минуты, и тишина Песаха властно вступала в свои права.
Мужчины расходились по синагогам, а женщины поспешно заканчивали последние приготовления к надвигающемуся сейдеру. Пожалуй, ни один праздник не требует такой подготовки, как Песах. Но вот все позади: что успели, то успели, – и теперь остается только медленно вплывать в сладкий воздух пасхальной недели.
А воздух на улочках еврейского квартала и вправду был сладким. Из каждого приоткрытого окна струились дивные ароматы праздничных яств. Казалось, можно даже не есть, а только нюхать, нюхать и нюхать, переходя от дома к дому, от блюд одной хозяйки к блюдам другой.
Вечерняя молитва праздника длинная, но вот и она закончилась, и молящиеся разошлись по домам. Лишь габай, староста главной синагоги квартала, которую впоследствии станут называть «Альт-Ной шул», Староновая синагога, никуда не спешил. Распрощавшись с главным раввином Праги ребе Йегудой[2] и вежливо пожелав ему хорошего праздника, он принялся обходить свои владения. Много дверей было в синагоге, и для каждой предназначался свой ключ.
От женской половины и от шкафа с молитвенными принадлежностями, от «арон акодеша»[3] со свитками Торы и от бейс-мидраша, от маленького зала для учения и от кладовки с метелками, ведрами и тряпками для уборки, от главного выхода из синагоги и от запасного. Каждую дверь габай тщательно запирал, чтобы ночью чужой не смог забраться в синагогу и похозяйничать в свое удовольствие.
Рано утром, за час до начала молитвы, габай повторял обход, на сей раз отпирая замки. Он относился к своим обязанностям более чем серьезно, не упуская ни одной мелочи. Впрочем, он и все остальное в жизни делал с такой же тщательностью и старанием. Благодаря этим чертам характера Магараль и выбрал его габаем своей синагоги.
