В конце ХХ века Фрэнсис Фукуяма>1 пообещал, что повсеместная победа либеральной демократии приведет историю к концу. К счастью для нас, им не имелась ввиду нечто похожее на глобальное вымирание от ядерной зимы или зомби-апокалипсис. Конец истории по Фукуяме – это «конечная точка социокультурной эволюции человечества, формирование окончательной формы правительства» и как следствие конец событийной истории. И это вроде бы совсем не так плохо, поскольку под событиями истории подразумеваются войны и революции.
Тогда – в 1992 году, практически на следующий день после распада СССР, сомневаться в окончательной победе либерализма было как-то не к лицу. Социалистический лагерь пал к ногам Запада без единого выстрела. Как было не убедить себя в всепоглощающей правоте либеральных идей, одним фактом своего существования способных повергнуть могучего Голиафа в коммунистических доспехах?
«Человечество приближается к концу тысячелетия, и кризисы-близнецы авторитаризма и социалистического централизованного планирования оставили на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий только одного участника: либеральную демократию, учение о личной свободе и суверенитете народа»>2.
По истечении тридцати лет картина стала уже не так лучезарна. Военные конфликты отчего-то не прекратились, глобальные экономические кризисы-близнецы плавно перетекают один в другой, а на ринге мирового противостояния идеологий вновь стало тесно. Экономический успех, а как-то так случилось, что размер ВВП и рост национальной экономики стали главными мерилами всего, в том числе и состоятельности идеологии, благоволит уже не США, а гибкому во всех отношениях Китаю.
Обратите внимания, что Фукуяма не приводит среди причин поражения социалистической идеологии участие каких-либо конкурирующих сил. С его точки зрения в крушении СССР виноваты лишь внутренние причины, в особенности недостатки социалистической плановой экономики.
И здесь с ним трудно согласиться: хоть успехи капиталистического хозяйствования напрямую и не привели к фатальным последствиям для социализма, тем не менее капитализм, как вполне успешная экономическая модель, нацеленная на потребителя, создавала серьезное психологическое давление на советских граждан заметным отличием качества жизни на Западе.
И хотя в прошлом успехи первой страны социализма серьезно превосходили своих капиталистических оппонентов (чего стоит только период индустриализации на фоне мирового экономического кризиса и Великой депрессии в США), тем не менее, на более длительной дистанции пролетарский энтузиазм уступил первенство свободной конкуренции.
С другой стороны, заметьте, как всё далеко зашло. Фукуяма говорит об идеологии, а в уме сводит дебет с кредитом. Это, конечно, не фига в кармане, но это определенно подход. Эффективность идеологии – это теперь не какое-то умозрительное благо от той или иной идейной установки, а вполне конкретное преимущество, которое, как оказывалось, можно посчитать в твердой валюте.
Вместе с тем, вывод о том, что только капитализм открывает двери к процветанию, при кажущейся убедительности, не так бесспорен. Чего только стоят регулярные экономические кризисы, каждый из которых грозит стать последним?
Да, правительства и центральные банки ЕС и США отработали финансовые механизмы, смягчающие падения национальных экономик. Тем не менее всегда остается шанс упасть в очередной раз не так удачно, как в предыдущий и сломать шейку бедра престарелой рыночной концепции.
Двухходовка из накачки финансового рынка ликвидностью с последующей её откачкой не безупречна. В определенных неординарных условиях брандспойта из бумажек с водяными знаками может попросту не хватить на то, чтобы затушить очередной финансовый пожар.
Когда действия финансовых властей начинают всё более походить на работу реанимационной бригады по спасению доведенного до последней стадии наркомана, то в чудодейственную силу искусственного дыхания уже верится с трудом.
И что тогда? Кто-нибудь знает? Взрыв финансовых пузырей? Может быть гиперинфляция? Или стагфляция? И что тогда произойдет в обществе, основная панацея для которого рост потребления? Что будет с таким обществом в условиях длительного падения экономики?
С другой стороны, до тех пор, пока не случилось непоправимое, уязвимость капитализма можно считать чисто гипотетической. В любом случае, установка на алчность работает в человеческой обществе намного эффективнее, чем трудовой энтузиазм и бескорыстный коллективный труд на общее благо. По крайней мере, в этом легко себя убедить, чтобы хоть как-то объяснить внезапное крушение СССР.
Значит ли это, что Фукуяма прав, и стоит надеяться на предлагаемый конец истории? Напомню, что основными движущими силами истории, по его мнению, являются стремление к свободе и жажда признания. Как ни странно, в его утверждении таится явный парадокс.
Смотрите сами. Если стремление к свободе и признанию являются основными движущими силами истории с одной стороны, а с другой основой либеральной идеологии и демократической формы правления, то каким образом их окончательная победа может привести историю к концу? То есть, может ли одна и та же сила быть разрушительной, а затем внезапно стать консолидирующей и умиротворяющей?
