ГЛАВА 1
Эйра сидела в своей берлоге, зажатой между обшарпанными стенами десятого этажа. Шестнадцатиэтажка в спальном районе мегаполиса дышала сыростью и усталостью, как старый зверь, которого давно пора пристрелить. За окном гудел ветер, смазывая неоновые огни города в грязное пятно. Она не смотрела туда. Ее мир был здесь – в углу комнаты, где мигал диджейский пульт, подсвеченный кислотно-зеленым и фиолетовым светом. Плакаты на стенах – выцветшие постеры с рейвов 90-х, обложки винила и кривые надписи маркером – держали ее в этом пузыре. За пределы этого пространства она вылезала только за пивом из холодильника или чтобы отлить. Спать? Иногда дремала прямо в кресле, обняв колени, лишь бы не тащиться в кровать, где храпел он.
Четыре года с этим ублюдком. Четыре года с мужчиной, чье лицо она ненавидела до дрожи в пальцах. Каждый день одно и то же: возвращение с работы – тупой фабричной смены, где она паковала какие-то коробки для каких-то людей, которым было так же пох на жизнь, как и ей. Потом – домой. Он приходил позже, воняя пивом и дешевыми сигаретами, бросал ботинки у двери и молчал. Она не разговаривала с ним. Не хотела. Молилась, чтобы однажды он просто не вернулся. Чтобы его сбила машина, или он свалился в канаву, или его зарезали в подворотне – ей было плевать, лишь бы его не стало.
Но он возвращался. Каждый гребаный раз. А она садилась за комп. Открывала FL Studio, врубала наушники и начинала долбить. Брейккор – ломаные куски ритма, будто кто-то разнес бит молотком. Драм-н-бейс – адреналин в венах, скорость, от которой сердце колотилось, как на пределе. Ретровейв – синтетические волны, уносящие в иллюзию свободы. Лоу-фай – грязный, шершавый звук, как ее жизнь. Она миксовала это в качевые треки, которые рвали душу на куски. Каждый удар – это ее ненависть. Каждый скрежет – ее боль. Каждый дроп – ее крик, который никто не слышал.
Ее уголок был святыней. Здесь она была богом. Здесь она могла дышать. Пульт, комп, колонки – ее оружие против мира. Подсветка выхватывала ее лицо из полумрака: острые скулы, круги под глазами, выбритые виски и черные волосы, собранные в хвост, спутанные от пота и усталости. Она не смотрела в зеркало. Знала, что там увидит – тень себя, которую сожрала эта жизнь. Но за пультом она была живой. Здесь она творила хаос, который держал ее на плаву.
Сегодня он опять пришел. Она услышала, как хлопнула дверь, как он что-то буркнул себе под нос. Эйра не обернулась. В наушниках ломался очередной бит, и она молилась. Молилась, чтобы завтра его не стало. Чтобы завтра она могла вдохнуть полной грудью. Чтобы завтра этот старый дом, этот район, этот город не напоминали ей о нем. Она добавила еще один слой шума в трек и ударила по клавишам. Звук разорвал тишину ее мира. И она улыбнулась – впервые за день.
Эйра три раза в неделю вылезала из своей берлоги и тащилась в спортзал. Это был ее способ не превратиться в жирную развалину, просиживая ночи за компом с пачкой чипсов и банкой "Доктора Пеппера". Она глушила эту сладкую дрянь литрами, пока биты ломались в ее наушниках, а пальцы стучали по клавишам. Но в зале она отрабатывала каждый глоток. Под огромными свитшотами, которые висели на ней, как мешки, прятался пресс – твердый, как бетон, и бицепсы, которые могли бы впечатлить любого качка. Свободные джинсы-багги скрывали упругую задницу и мясистые ляжки, которые она накачала до состояния стали. Когда она надевала легинсы, мужики на улице пялились и облизывались, а бабы в зале шипели от зависти. Ей было плевать. Она не для них качалась. Она делала это для себя.
В душе Эйра была хищницей. Молодой, здоровой, голодной. Ей было двадцать с чем-то, а жизнь уже казалась ей клеткой. Ее парень – этот вонючий, никчемный кусок дерьма – не давал ей ничего. Ни страсти, ни огня, ни даже нормального секса. Она смотрела на него и видела пустоту. А за окном, через дорогу, ошивались парни из колледжа. Молодые, поджарые, с наглыми ухмылками и энергией, которая била через край. Она ловила себя на том, что пялится на них, когда идет в зал. В ее голове крутились сцены: как она хватает одного из них за шкирку, тащит в постель и разрывает его на куски. Она хотела этого. Хотела чувствовать их руки, их дыхание, их силу. Но каждый раз что-то останавливало.
Деньги. Гребаные деньги. Снимать что-то самой? Забудь. Она не могла свалить от своего мужика, потому что не могла позволить себе снимать квартиру самостоятельно. Хотя, в последние месяцы аренду оплачивает целиком Эйра. В этом ей помогают небольшие заработки на SoundCloud. Зарплата с фабрики – жалкие копейки, которых едва хватало на еду, аренду и шмотки. А вернуться к родителям? Да лучше сдохнуть. Мать вечно читала проповеди о правильной жизни, отец пил, а их дом в пригороде был похож на сарай, пропахший плесенью и безнадегой. Эйра знала: если она туда вернется, то потеряет себя окончательно. Так что она оставалась здесь, в этой бетонной коробке на десятом этаже, с мужиком, которого ненавидела, и с мечтами, которые рвали ее изнутри.
В зале она вымещала все. Поднимала штангу, пока руки не дрожали, била грушу, пока костяшки не саднили, бегала на дорожке, пока легкие не горели. Каждый удар, каждый рывок – это был ее протест. Ее способ сказать миру: "Я жива, черт возьми". Она смотрела на свое отражение в зеркале зала: потная, с растрепанными черными волосами, с горящими глазами. Она знала, что достойна большего. Достойна свободы, страсти, жизни, которая не душит ее каждый день.
