То лето выдалось жарким и сухим. Дождей не было вот уже третью неделю, и вся листва в городе пожухла, покрылась пылью. Где-то на западе каждый вечер клубились тучи, делая воздух тяжелым и влажным, как в парной. Там, далеко, сверкали молнии и проливался ливень на чьи-то счастливые головы. Мрачные, наполненные водой, тучи, как стадо огромных коров, разгуливали сами по себе и не хотели идти в город со своего приволья – так и уплывали дальше, в суровые карельские края, не оставляя людям никакой надежды.
***
Ленка чуть не плакала, глядя вслед ленивым предательницам.
– Ну что вы там забыли! Там и без вас слякоти хватает! – и обессилено падала на скамейку, с трудом переводя дух.
Она чувствовала себя абсолютно несчастной! Все плохо! Дождя нет, жара такая, муж – дурак, мама вечно на работе, а Ирку отправили отдыхать в лагерь. И что теперь? Умирать ей тут одной?
Да еще этот живот, коленок не видно! Ноги отекли, а лицо раздулось так, что глаза превратились в две щелки как у китайца. Лене было стыдно за свой вид: и куда подевалась тоненькая девочка с распахнутыми ланьими очами – по городу переваливалась огромная, толстая, беременная бочка!
Врачиха предупреждала: много пить категорически запрещено! Но Лена разве кого слушала? Ей постоянно, до дрожи хотелось томатного сока. Наверное, так алкоголики не хватали стакан с пойлом, как она – стакан с красной, прохладной жидкостью. Сок, соленый, пряный, с легкой остринкой, тек по горлу, оставляя после себя восхитительное послевкусие. Постояв с минуту около лотка, она опять просила продавца повторить. Баба в белой косынке, кокетливо повязанной, недовольно зыркала на Елену, кидала мелочь в жестяную коробку и открывала краник конусообразной емкости, наполовину заполненной соком, и через несколько секунд стакан снова оказывался в Ленкиных цепких ручках.
Здесь, в парке, она проводила все последнее время: поближе к воде, к деревьям, дающим хоть какую-то тень. Ленка бродила по дорожкам, усыпанным сосновой хвоей, слушала визги ребятни, катающейся на аттракционах, охи и ахи мамаш и бабулек, волновавшихся за своих дитять, видела, как парочки катаются на лодках и катамаранах и… ненавидела весь белый свет. Потому что ему, всему белому свету, было хорошо и весело, в отличие от несчастной Ленки Комаровой, жительницы маленького городка, любимой дочери, молодой жены, и будущей матери нового советского человека. Этот новенький пинал родительницу маленькими ножонками, не давал спать в любимой позе и заставлял свою юную маму с отвращением отворачиваться от всего, что она раньше так любила. Зачем ей это все, господи? За каким бесом она вышла замуж за дурака Витальку? И к чему ей, собственно, этот ребенок?
Наручные часики, свадебный подарок матери, показывали четыре. Пора ползти на автобус – к пяти явится Виталик и будет просить ужин. А ей не хотелось стоять у плиты и вдыхать эти отвратительные запахи супа с килькой и жареной картошки. Лена хотела спать. Спать долго и не просыпаться никогда. Но ведь нет: на кухню обязательно притащится соседка, бабка Паня, и начнет свою песню:
– Ленушка, доченька, у тебя живот огурчиком – парня Виташе родишь. Уж так и знай, у меня глаз наметанный!
Виталик будет смотреть на Ленку счастливыми глазами, еще и начудит: брякнет ложкой и бросится целовать жену. Бе-е-е! Целоваться совсем не хотелось, потому что от усов мужа сильно пахло табаком!
Она думала, что он – сильный. А он влюбился и сделался круглым дураком. Бегает следом и в глаза заглядывает, как пес цепной. Лена не любила слабаков.
***
С Виталиком она познакомилась год назад. Нечаянно, на танцах. В клуб Лену затащили подруги. Вышло так случайно. Лена совсем не собиралась на танцульки, она ждала парня из армии.
Долго ждала. Осталось столько же. Конечно, было скучно и грустно. Но ведь слово дала… Сашка возил Ленку в Устюжну, где жила его мать – знакомиться.
Красивый старинный город, с его тихими улочками и купеческими домами, с многочисленными церквушками покорил Лену с первого взгляда. Она уже представляла, как уедет с мужем сюда, в Вологодчину, тихий русский северный край. На площади, заполненной народом: зареванными мамашами и девчонками, пьяненькими батями и дядьями, они стояли перед автобусом и держались за руки. Саша достал из кармана малюсенький футляр, щелкнул замочком и достал тоненькое золотое колечко. Венчал его маленький топаз.
Саша надел кольцо на пальчик Елены.
– Вот. Окольцевал. Жди и не рыпайся.
Проводив Сашку, Лена старательно писала ему письма, не упуская никаких мелочей, происходивших в жизни, пока не поняла, что письма становятся похожими друг на друга. О чем писать солдатику?
По радио передавали сводки об успехах страны, о подготовке к олимпиаде, о том, как Родина вскоре догонит и перегонит проклятых капиталистов, а в Ленкиной жизни ничего такого не происходило. Каждый день – одно и тоже. Утром Ленку будила мама, тихая и ласковая. Позавтракав парой яиц с толстым куском докторской, Ленка бежала на лимонадный завод, где по конвейеру двигалась бесконечная череда бутылок, а вокруг пахло лимонной эссенцией и грушевым сиропом. После смены она шла домой, заскочив по пути в магазинчик при хлебопекарне, чтобы купить к чаю горячую, душистую булку, у которой сразу же отгрызала хрустящую, ароматную горбушку.
