1 глава
– Ну, началось…Широколобый коренастый молодой человек с раздражением смотрел в монитор старого ноутбука, с крышки которого уже давным-давно стёрлось название.
Щёки, изрытые оспинами, нервно подёргивались. Крупный шершавый нос при этом тоже не оставался без движения.
Молодой человек с досадой стукнул по пыльному деревянному столу кулаком и с раздражением захлопнул крышку ноутбука.
– Димка, что ты там опять долбишь? – донёсся из кухни голос матери.
– Мать, отстань, а? – крикнул в ответ Димка и обречённо увалился на старый пошарпаный диван.
Слово «мать» Димка взял у Горького. Димке показалось, что его мать очень похожа на Ниловну своей отвагой и любовью к нему, Димке. Поэтому, детское «мама» ушло в прошлое. Да мать, в принципе, и не возражала. Сейчас она готовила щи на кухне.
В Димкиной комнате воняло копчёной селёдкой и дешёвым китайским одеколоном, которым Димка хотел заглушить запах рыбы, но это не получилось. Димка сам был виноват в этом. Сам притащил в комнату куски селёдки, чтобы не мешать матери на кухне, ведь мать сегодня была выходная и имела право на личное пространство.
По старым тёмно-голубым обоям ползала жирная муха, откуда она взялась, сказать было трудно, ведь жили они с матерью не в глухой тайге, а, как-никак, в самой столице. Наверное, эта муха появилась специально, чтобы окончательно испортить Димкино настроение.
В проёме двери показалась грузная уставшая женщина, похожая на Димку, с таким же мясистым лицом, изрытым оспинами.
Димка лениво повернул в её сторону голову:
– Мать, только не начинай, а? Я ж говорил, что комп давно менять надо. А теперь он сдох и с ним сдохла моя надежда на будущее.
Женщина приподняла верхнюю пухлую губу, готовясь вылить на сына тираду славословия.
– Ну мать, ну по-братски, давай помолчим, а?
А потом, внимательно посмотрев на неё, Димка выдал:
– Как же мало у нас красивых людей в стране. На улице… В метро… много гадких морд. Просто жесть. Те, кто помоложе, ещё ничего. А те, кто постарше, – страшные заезженные непородистые лошади. А мы с тобой, мать, тоже страшные. Да и отец был не красавец, – тоскливо вздохнул Димка.
– Ну ты отца-то не тронь, хотя бы. Он уж как три года там.
Мать ткнула пальцем в направлении потолка.
– А мы с тобой… ну что ж, не мы выбирали, какими нам родиться. Я уж сорок три года живу и плюнула на красоту. За всеми труповозка приедет, и за красивыми, и за уродами.
– Ты права, мать. Мне кажется, что я уж под сотенку здесь таскаюсь по земле, – Димка усмехнулся некрасивыми толстыми губами.
– Ну что ты несёшь опять? – стала раздражаться женщина. – Тебе всего-ничего шестнадцать стукнуло.
– Тебе, мать, не понять меня. Я ж инопланетянин.
– Дурак ты, а не инопланетянин. Иди лучше мусор выбрось.
– Как банально ты мыслишь, жаль мне тебя.
– И чего ты про метро вспомнил? Бываешь в нём раз в год под расход.
– И то верно, – сказал Димка.
Он лениво проскрипел диваном и нехотя поплёлся на кухню за мусором.
Кухня три на четыре – развернуться негде. Справа, у стены – белый стол, с облупившейся полировкой. Он стоял здесь ещё со времён СССР, его покупал дед. Деда уже не было, а стол был. Слева у стены – подобие кухонного гарнитура, уже скрипучее и вонючее.
– Мать, что у нас так везде гадко? Ремонт со времён семидесятых ещё. Жесть же в квартире.
– Я тебе что, миллионерша что ли?
– Ты хоть бы и миллионами ворочала, не стала бы платить за ремонт. Чем богаче чел, тем жаднее. Посмотри в окно и в зеркало, какие там отличия?
– Ну, философ, пошёл, поехал… Насмотрелся фильмов опять.
– Фильм был топовый на самом деле. Включать память о страшных событиях необходимо.
– Да, согласна с тобой, – задумчиво сказала мать.
– А может быть, в нашей нищете виноваты чётные числа? Дом наш под номером 10, школа под номером 16, а магазин твой под номером 40, – перевёл Димка разговор на другую тему.
– Иди уже на помойку, – улыбнулась женщина.
– Мать, ну что за слова? Когда я тебя переучу говорить культурно, – Димка подёрнул плечами.
– Чья б корова мычала… У самого сленг на сленге и сленгом погоняет.
Димка не стал спорить – разговаривать стало лень, взял пакет с мусором и вышел за дверь.
Димку раздражало всё: и маленькая двухкомнатная хрущёвка, и обшарпаная серая пятиэтажка на Просторной с таким же серым двором. А про школу и говорить нечего – мрак, да и только. Она и стояла в таком же мраке на Халтуринской. И ходил Димка в неё дворами. Вокруг одни тополя, то зелёные – весной, то облезлые – зимой. Димка разницы не видел, всё равно – тень и мрак. А куча уроков, которые он не понимал, вгоняли в депрессию. Единственной отдушиной были друзья, физкультура, литература и история. Физкультура помогала быть активным в жизни школы, бороться за её честь с другими школами по мини-футболу, и это давало нарисованные учителями тройки по химии, физике, алгебре и геометрии. А литература и история помогали знать обрывки прошлых культурных слоёв и мыслить философски. Философом Димку звала не только мать. Однажды Димка притащил в гости школьного товарища Лёшку и мать при нём обвинила Димку в философском подходе к жизни. Лёшка усёк, записал себе на корку мозга и в школе растрепал об этом. И кличка «философ» с жадностью въелась в Димку. Его даже учителя так иногда называли, когда были в благодушном настроении.
