…Я слышал, это место у вас нечистое.
Иван Тургенев. Бежин луг
Старенький «Икарус», напрягая мотор, из последних сил преодолевал подъем на крутой холм. В кабине водителя играло радио. Но никто из пассажиров его не слушал. Салон был почти пуст – рейс был дневной, к тому же не столичный, а ясногорский. В июне в разгар сенокоса среди местных жителей ажиотажа на этот рейс не наблюдалось.
– Слышь, пацан, ты там заснул, что ли? Тебе выходить. Сейчас Борщовка как раз будет, только с холма спустимся. Слышь, нет? Уши-то открой, ишь законопатил… Я ведь с тобой разговариваю. Тебя кто в Борщовке встречает? – водитель, поглядывая в зеркало, обращался к сидевшему на переднем сиденье десятилетнему мальчугану, полному и краснощекому – то ли от духоты в салоне, то ли от избытка здоровья.
Мальчик небрежно раскинулся на сиденье, облокотясь на плотно набитый рюкзак, и с упоением слушал плеер через наушники, то и дело в такт гремящему техно толкая бок рюкзака маленьким пухлым кулачком. Он ехал один, без взрослых. В Ясногорске на автовокзале его посадил в автобус старший брат, попросивший водителя довезти мальчика до остановки Борщовка.
– На деревню к дедушке, что ли, едешь-то? На каникулы? – поинтересовался, приглушая радио, водитель.
– К бабуле, – мальчик тоже выключил свой плеер, снял наушники и тут же приклеился к окну. – Ух ты, видали, какой крутой! – он проводил восхищенным взглядом промчавшийся навстречу «Икарусу» черный пыльный «БМВ». – Щас как даст в разгончик сто сорок…
– Значит, бабуля тебя в Борщовке встречает? – спросил водитель.
– Ну!
– Баранки гну, ты как со старшими, шкет, разговариваешь?
– Нормально, а что вы все ко мне пристаете?
– Как это что? Сейчас остановка через пару минут. Не могу же я тебя одного посреди дороги бросить? До твоей Борщовки от шоссе еще добрых километра два топать.
– А нам не в саму Борщовку, дяденька, – мальчуган потянул за лямки рюкзак. – Нам с бабулей в Татарское надо. Только ведь автобусы туда все равно не ходят.
Водитель только головой покачал: ишь ты какой осведомленный. Дорога пошла под уклон. Внизу в лощине, окруженной со всех сторон холмами, раскинулись поля, разделенные островами хвойного леса. Над ржаным полем, уходившим направо от шоссе широким желтым полотном к самому горизонту, низко кружили черные птицы.
Мальчик, занятый своим рюкзаком и плеером, увидел их в окно автобуса. Но не обратил никакого внимания. Водитель тоже заметил птиц.
– Воронья-то, воронья… Откуда только взялось. Прямо туча… – пробормотал он.
«Икарус» проехал ржаное поле, шоссе штопором ввинтилось в сумрачный, пышущий полуденным жаром и смолистой хвоей бор. И водитель тут же позабыл про кружившую в небе воронью стаю.
– Борщовка. Следующая остановка Глубокое, – объявил он своим немногочисленным пассажирам. Никто, кроме мальчика, в Борщовке не выходил. Пассажиры дремали. Закинув на спину рюкзак, мальчуган бойко выпрыгнул из автобуса. Водитель наблюдал за ним в зеркало, медля закрывать двери автобуса. Что-то словно удерживало его, не позволяя уезжать, оставляя ребенка одного. Маленькая детская фигурка на пустынной дороге…
Водитель вытер со лба капли пота – ну и жара. И это только первый месяц лета. Что же будет в августе? Он снова заглянул в боковое зеркало и увидел теперь рядом с мальчиком пожилую женщину в мешковатом летнем платье из темного ситца в белый горошек и линялой панаме. Бабушка и внук обнимались, явно радуясь встрече. Водитель закрыл двери. Все в порядке. Теперь можно ехать дальше.
Он видел их обоих в зеркало. Они шли рядом – пожилая женщина и ребенок, – оживленно разговаривали, смеялись, жестикулировали. Но их голоса заглушал гул мотора. А проселочная дорога к Татарскому уходила от шоссе в поля. Через четверть часа автобус прибыл на конечную остановку в Славянолужское. И больше они никогда не встречались. Водитель «Икаруса» так и не узнал, что мальчика звали Денис, а пожилая женщина была местная учительница Вера Тихоновна Брусникина.
Было ровно час пополудни, а они не прошли до Татарского еще и половины пути.
– Дениска, подожди. Не беги так быстро. Я за тобой не поспеваю… И рюкзак дай-ка мне. – Вера Тихоновна протянула руку, тщетно пытаясь удержать расшалившегося внука подле себя.
– Я сам, он не тяжелый. Ба, зверски пить хочется!
– Терпи до дома. Скоро уже придем. Там обедать будем. Чай пить с вареньем… Я ведь тебя с раннего утра сегодня жду. Крыжовника набрала целое блюдо. Только он зеленый еще. Не поспел. Да ты, помнится, такой как раз больше любишь, кисленький… – Вера Тихоновна от жары и быстрой ходьбы тяжело дышала. – После обеда поспишь, и на речку пойдем купаться.
– Ба, а велик мой цел?
– Цел твой велик, я соседского сынка Генку Бочарова вчера позвала смазать его да шины подкачать. Да не убегай ты от меня далеко, постой!
– Это хлеб так растет, да? – Денис показал на подступавшие к дороге колосья.
– Это рожь. Зреет. Зернышки видишь какие у нее, наливаются. А ты все уже забыл? Помнишь, я тебя учила злаки различать? Овес, гречиху, пшеницу.
– У меня по ботанике во всех четвертях тройбан.
– А тут нечем хвастаться, милый мой.
