Пролог. Ангелы живут на небесах
24 июля 1995 года мой партнёр и старший товарищ Михаил Евгеньевич пригласил меня вечером к себе на кремлёвскую дачу «Сосновка-1», что на Рублёвке, попариться в бане и обсудить деловые вопросы. Для меня советник первого президента России Б. Н. Ельцина, человек необычайно волевой, жёсткий, а порою и опасный, был просто Мишелем, так звали его жена Наталья, близкие друзья и товарищи.
Мы подъехали к дому, перед нами открылись одни ворота, миновав которые мы оказались перед другими, первые ворота за моей машиной закрылись. Машина оказалась между ними. Справа находилось помещение для охраны. Из него вышел старший охранник, и хотя он знал меня, моего водителя и мою машину, всё равно попросил открыть багажник, осмотрел зеркальцем днище авто и, заглянув в салон, поприветствовал нас. После чего ворота открылись, и мы проехали на территорию дачи.
Около дома в будке стоял часовой. Вышел хозяин. Мы обнялись. Мишель тепло поздоровался со мной, и мы направились в баню, где уже вовсю хозяйничал массажист, следя за температурой и влажностью. Мы парились, делали массаж. Мишелю особенно нравилось, когда маленький массажист ходил по его спине, разминая и массируя мышцы. Массажист был поджарый и мускулистый, но действительно маленького роста, и кличка у него была Малыш.
Попарившись и закутавшись в махровые халаты, мы прошли в дом и устроились в гостиной. Стол был уже накрыт и сервирован. Мишель достал пятилитровую огромную бутылку, похожую на бутыль, в которую на Украине разливают самогон. В сосуде оказалась настойка женьшеня на спирту, в которой плавали коренья, змея, лягушка и ещё много чего. Всё это выглядело как аквариум, помещённый в пятилитровую ёмкость. Это был подарок друзей из Китая. Мы стали потихоньку выпивать, закусывать и разговаривать про жизнь, про работу и бизнес. Просидели до пяти утра, после чего, распрощавшись с гостеприимным хозяином, я поехал домой.
Пятёрка «БМВ» ехала плавно и убаюкала меня. Когда миновали Рублёвку и свернули на Кутузовский, я задремал. Но сразу был потревожен моим водителем Сашей, который был вынужден притормозить у крупной аварии. На дороге лежал на носилках покойник, покрытый белой простынёй, стояли разбитые машины, кареты скорой помощи, врачи оказывали первую помощь ещё двум пострадавшим в ДТП. Мне ужасно не понравилось это зрелище, сонливость как рукой сняло, какое-то смутное чувство тревоги закралось в мою душу. Я приехал домой и лёг спать…
Примерно через два часа меня разбудила моя жена Розанна и сказала, что звонила моя мать и сообщила: мой папа умирает или уже умер. Я вскочил с кровати, натянул джинсы и рубашку и босиком помчался к машине жены, так как свою с водителем отпустил и ждать не мог. Розанна села в машину на заднее сиденье, и я погнал.
Я выжимал всё из её «ВАЗ-2111», что только мог, я гнал на красный свет на светофорах, невзирая на крики моей жены ехать медленнее или она выйдет и будет сама добираться. Я мчался с одной мыслью, чтобы он был жив, жив. Я молил всех святых об этом. Отца я любил просто безумно. Он был для меня всем: примером по жизни, примером стойкости духа, примером героизма, проявленного на войне, когда он семнадцатилетним сельским пареньком ушёл добровольцем на фронт и был награждён многими орденами и медалями, включая медаль «За Отвагу», его умением молчаливо и мужественно переносить все невзгоды жизни, никогда не повышая голос ни на одного человека. Он был настоящим стоиком. Я гнал и молил, чтобы стояла скорая помощь у их дома.
Домчался очень быстро в Ясенево, где была квартира родителей, и скорая стояла у подъезда, что мне дало маленькую надежду. Я взлетел на пятый этаж, минуя лифт, двери в коридор и квартиру были распахнуты. Мама ждала нас. Первым я увидел только одного врача, обычно на такие вызовы приезжает бригада: два врача или врач и медсестра. Я остолбенел. Папа лежал на полу на кухне и не подавал признаков жизни, мама сидела рядом, держа его голову на коленях. С первого взгляда я понял, что врач был подшофе, и сказал этому уроду:
– Давай коли адреналин или делай дефибриляцию сердца. Делай что-нибудь!
Эскулап ответил:
– Я ничего не могу сделать.
Тогда я посмотрел на него. Видимо, в моих глазах было столько злобы, агрессии и ненависти, что его зрачки расширились от ужаса, пальцы на руках мелко-мелко задрожали, он не смог вымолвить ни слова, только показал знаком на сумку. На его медицинскую сумку, с которой он приехал по вызову. Я подумал, что он даёт мне знак, чтобы я достал из неё что-то. Я открыл эту сумку. Она была практически пуста. На дворе стоял 1995 год, 25 июля. В сумке были фонендоскоп, тонометр Рива Роччи для измерения давления, какие-то шприцы, таблетки типа аспирина и валидола, вата, бинты, но ничего существенного там не было. До этого я хотел его убить. Если бы я его начал бить, то, наверное, не смог бы остановиться, но когда я открыл эту сумку, то понял, что дело не в нём, а в том упадке медицины, в котором находилась в то время наша страна. Мы перенесли с ним папу на диван в гостиную, точнее, уже тело папы.
