ЧАСТЬ 1. СКЕЛЕТЫ В ШКАФУ
Когда начнёт казаться – хуже нет,
Поверь, что есть, и это впереди.
И жизнь прерывиста, как интернет,
И чистый новый лист – поди найди.
Но ты люби. Не подними руки,
Не заслонись от ветра, – это жизнь.
Пронзает окна, стены, этажи…
...Но ты его люби. И удержи.
(Анна Долгарева aka Лемерт)
Александр Белецкий
– Саша, что мне теперь делать, а?! –
в голосе бывшей жены явственно слышались истерические нотки. – Где её искать?
Куда бежать?!
Александр опустился в кресло,
мысленно отдав себе приказ успокоиться, чтобы не запаниковать вслед за ней.
– Так, во-первых – бежать никуда не
надо, – сказал он решительно и одновременно умиротворяюще. Уж чем-чем, а
голосом своим, как и все актёры, Белецкий умел пользоваться великолепно. Сейчас
в его уверенном тоне слышалось примерно следующее: "Не боись, дурёха, я
что-нибудь придумаю, всё будет хорошо!"
Анжела коротко всхлипнула напоследок
и послушно затихла, приготовившись внимать экс-супругу.
– Во-вторых, давай рассуждать
здраво. Ты говоришь, что мобильный она отключила... К кому она могла сорваться
среди ночи без звонка? У неё есть парень?
– Нет... то есть, сейчас вроде бы
нет, – поправилась Анжела. – Хотя она не очень-то откровенничает со мной в
последнее время, мы с ней постоянно цапаемся. Но прошлого её мальчика, Андрюшу,
я хорошо знаю, это её одноклассник. Они расстались несколько месяцев назад.
– Ты ему позвонила? – быстро спросил
Белецкий.
– Позвонила, конечно... И всех её
подруг на уши подняла. Пока ни у кого из них Дашка не объявлялась. Если,
конечно, они её не покрывают.
– А у твоей мамы её быть не может?
– Ой, ты знаешь, я об этом не
подумала, – оживилась Анжела. – Сейчас же её наберу... Саш, но мне всё-таки
кажется, что она рано или поздно объявится у тебя.
– С чего ты взяла? Мы с ней редко
виделись в последние месяцы. Да и вообще, Дашка не склонна делиться со мной
своими личными проблемами. Вернее, она вообще ни с кем не склонна этим
делиться, – невесело подытожил он. – Кто знает, о чём она действительно думает
и что у неё на сердце…
– Да она же тебя боготворит! – с
явными нотками ревности возразила Анжела. – "Папа такой, папа сякой, папа
то, папа сё..." Иной раз уши в трубочку сворачиваются, – обиженно добавила
она. – Ты для неё – непререкаемый авторитет и идеал. Так что она по-любому
прибежит на меня жаловаться... если, конечно, с ней всё в порядке, – голос её
дрогнул.
– Успокойся, Анжел, – подбодрил он,
– не сходи с ума раньше времени. Дашка уже взрослая девица, семнадцать лет,
как-никак. Думаю, попсихует чуток и включит мозги. Давай просто подождём.
– Сашка… – она замолчала на
несколько секунд, борясь с подступающим к горлу и уже рвущимся наружу плачем. –
Если бы ты только слышал, что она мне наговорила! И этот тон, и ненавидящие
глаза... Спаси её, пожалуйста. Только ты можешь это сделать! – патетически
воскликнула она. – Она же вбила себе в голову, что хочет артисткой стать...
Представляешь?!
– Ну, с родителями-актёрами это,
конечно, охренеть как неожиданно, – рассеянно пошутил Белецкий, однако бывшая
жена не оценила юмора.
– Господи, что ты несёшь! Сам же
знаешь, что это путь в никуда! Сколько актёрских факультетов в Москве? И на
каждый ежегодно пытается поступить около пяти тысяч человек. Пяти тысяч!!! –
повторила она внушительно. – Поступает в итоге лишь несколько десятков, а в
профессии себя находят и вовсе единицы. Что ей потом – всю оставшуюся жизнь
вкалывать в амплуа "овсянка, сэр"?!
Анжела знала, о чём говорит – сама
была третьеразрядной актрисой одного из захудалых столичных театров. Московская
публика на их спектакли почти не ходила, поэтому жила труппа в основном за счёт
гастролей, разъезжая по таким глухим провинциям, от которых брезгливо,
по-барски, воротили нос звёзды первого эшелона – ведь тамошние организаторы
понятия не имели о том, что такое "райдер".
Гастролировали по городам и сёлам,
совсем, казалось, не тронутым цивилизацией. Глядя из окна поезда или автобуса
на унылый провинциальный пейзаж, как ксерокопия похожий на предыдущий, Анжела
тоскливо вздыхала. Впрочем, в подобных городках труппа получала какую-никакую
отдачу: неискушённые местные зрители охотно брали билеты на артистов с Москвы и не судили их строго,
добросовестно хлопая, преподнося букеты недорогих цветов и даже пьяненько
выкрикивая "браво".
Отыграв спектакль в очередном доме
культуры очередного Усть-Пердюйска (сколько их было на её памяти – десятки?
сотни?..), Анжела одиноко шла в гостиницу и пыталась уснуть, в то время как
остальная труппа, собравшись в чьём-нибудь номере, дружно и методично
напивалась. Сама Анжела давно уже перестала искать утешения в алкоголе, поняв,
что это лишь морок, иллюзия забвения; наркотиков же она панически боялась – это
и держало её на плаву, не позволяя совершенно потерять человеческий облик.
Ворочаясь на неудобной железной кровати с провисшей чуть не до пола панцирной
сеткой в убогом и пыльном гостиничном номере, Анжела безутешно плакала об
ушедшей молодости, несбывшихся мечтах и несостоявшейся карьере…
А в это время в соседнем номере
артист их труппы Федька Бурлаков – потасканный герой-любовник с полустёртыми
следами былой привлекательности – привычно обхаживал очередную хорошенькую
здешнюю простушку. Через стену отчётливо была слышна их возня, и Анжела
накрывала раскалывающуюся голову подушкой. К тому же, после дешёвого и
невкусного комплексного ужина из местной столовой её всю ночь мучила изжога.
Возвращалась с таких гастролей она обычно совершенно разбитой. А теперь ей
предлагают добровольно толкнуть на этот путь единственную дочь?!
