Мы жили счастливо во время войны
А когда они бомбили чужие дома, мы
протестовали,
но мало, мы возражали, но
мало. Я был
в своей кровати, Америка вокруг нее
рушилась: невидимый дом на невидимый дом на невидимый дом…
Я вынес стул во двор и любовался солнцем.
На шестой месяц бедственной власти
в доме из денег,
на улице из денег в городе из денег в стране из денег,
нашей великой стране из денег, мы (простите нас)
жили счастливо во время войны.
Dramatis
personae
ГОРОЖАНЕ ВАСЕНКИ – хор, те самые «мы», кто рассказывают историю, а ветер ласкает белье на балконах, развешанное на веревочках.
АЛЬФОНСО БАРАБИНСКИ – кукловод, «я» первого акта, только что женился на Соне.
СОНЯ БАРАБИНСКИ – лучший кукловод Васенки, только что вышла за Альфонсо, беременна.
РЕБЕНОК – внутри Сони, размером с морского конька, позднее – Анушка.
ПЕТЯ – глухой мальчик, двоюродный брат Сони.
МАМА ГАЛЯ АРМОЛИНСКАЯ – владелица кукольного театра, раздувает волнения, «я» второго акта.
КУКЛОВОДЫ ГАЛИ – с балкона театра учат знакам, как будто регулируют уличное движение:
если Солдат – пальцем показать, будто клюв клюет глаз
если Доносчик – пальцами показать, будто клюв клюет оба глаза
если Армейский Джип – выдвинуть вперед сжатый кулак
СОЛДАТЫ – приезжают в Васенку, чтобы «защитить нашу свободу», разговаривают на никому не понятном языке.
МАРИОНЕТКИ – висят на дверях и крыльцах, принадлежащих семьям арестованных, за исключением одной лежащей на бетоне марионетки в виде средних лет женщины, прижимающей к себе ребенка словно сломанную руку. Ее рот забивается снегом.
Акт 1
Горожане рассказывают историю Сони и Альфонсо
Наша страна – это сцена.
Когда солдаты входили в город, народные собрания официально запрещались. Но сегодня все соседи толпой сходятся на фортепианную музыку из кукольного спектакля Сони и Альфонсо на Центральной Площади. Некоторые из нас забрались на деревья, другие притаились за скамейками и телеграфными столбами.
Когда Петя, глухой мальчик в переднем ряду, чихает, кукла-сержант визжит и валится. Она встает, фыркает, трясет кулачком в сторону смеющейся публики.
Армейский джип сворачивает на площадь и из него извергается его собственный Сержант.
Немедленно разойтись!
Немедленно разойтись! передразнивает своим деревянным фальцетом кукла.
Все замирают, кроме Пети, продолжающего хихикать. Кто-то резко закрывает себе рот ладонью. Сержант поворачивается к мальчику, показывает пальцем.
Ты!
Ты! показывает пальцем кукла.
Соня смотрит на свою куклу, кукла смотрит на Сержанта, Сержант смотрит на Соню и Альфонсо, но остальные из нас смотрят на то как Петя, отклонившись назад и собрав всю слюну, что была во рту, запускает ее в Сержанта.
Звук, которого мы не слышим, срывает чаек с поверхности воды.
Когда рядом проходит строй солдат, альфонсо закрывает лицо мальчика газетой
Четырнадцать человек, в основном не знакомых,
смотрят как Соня склонилась над Петей,
застреленным посреди улицы.
Она берет его очки, блестящие как две монеты, вешает ему на нос.
Наблюдай этот миг
– конвульсию его –
Идет снег и, словно врачи, собаки выбегают на улицы.
Мы, четырнадцать, смотрим:
Соня целует его в лоб. Ее крик – дыра
в разодранном небе, струящемся на скамейки в парке, на огоньки у крылец.
В открытом рту Сони мы видим
наготу
целой нации.
Соня лежит, распластавшись,
возле снеговичка, вздремнувшего посреди улицы.
Страна бежит, как будто схватившись за живот.
Ты жив, шепчу я себе, следовательно, что-то в тебе – слушает.
Что-то бежит по улице, падает, не может встать.
Я бегу итд c ногами с руками своими за
беременной женой итд по улице Васенка я бегу всего
пару минут итд нужно чтобы сделаться человеку.
Глухота, то есть мятеж, начинается
На следующее утро наша страна проснулась и отказалась слышать солдат.
Мы отказываемся во имя Пети.
В шесть утра, когда солдаты в переулке любезничают с девушками, те проскальзывают мимо, указывая на свои уши. В восемь дверь пекарни захлопывают прямо перед Иваноффым, хоть он и лучший их покупатель. В десять Мама Галя пишет мелом на воротах казармы НИКТО ВАС НЕ СЛЫШЕТ.
К одиннадцати начинаются аресты.
Наш слух не ослаб, но безмолвное в нас окрепло.
После комендантского часа семьи арестованных вешают на окнах самодельные марионетки. На улицах никого, только скрип веревочек и топ-топ деревянных ножек и кулачков по стенам.
В уши города падает снег.
Мой народ, в утро первых арестов
ты был охрененно хорош.
Наши люди, некогда пугливые, привыкшие к своим теплым кроватям, теперь
высятся мачтами –
глухота проходит через нас как полицейский свисток.
Ныне я
свидетель:
каждый из нас
приходит домой, орет на стены, плиту, холодильник, себя. Прости, я
не был честен с тобой,
жизнь –
перед тобой я буду отвечать.
Я бегу итд c ногами с руками своими по улице Васенка итд…
Тому, кто слушает:
спасибо за перо на моем языке,
спасибо за наш спор, который кончается, спасибо, Боже,
за глухоту – какое же пламя
от спички, которую ты не зажигал.
Атлас костей и открытых клапанов
Я видел, как целится Сержант, как глухой мальчик с огнем и железом
во рту –
лицом в асфальт,
