Fedor von Zobeltitz DAS HEIRATSJAHR
Перевод с немецкого Александры Варениковой
Серийное оформление и иллюстрация на обложке Екатерины Скворцовой
Оформление обложки Татьяны Гамзиной-Бахтий
© А. М. Вареникова, перевод, 2025
© Е. С. Скворцова, иллюстрация на обложке, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025 Издательство Иностранка®
* * *
Глава первая, в которой фройляйн Бенедикта фон Тюбинген предстает не в самом выгодном свете, а также много говорится о годе брачных союзов в графской семье фон Тойпен
В так называемом садовом салоне господского дома старый Ридеке давал указания, касающиеся завтрака. Как обычно, это занимало много времени, поскольку по утрам старый Ридеке никогда не спешил. Месяцем ранее ему исполнилось шестьдесят, однако он сохранял былую стать. В тот день он подчеркнул ее, надев белую льняную куртку в синюю полоску вместо длинной ливреи. Шейный платок был, как всегда, повязан со всей тщательностью. По мнению Ридеке, именно по этой детали можно было понять, стоит перед тобой господский слуга или же обычный лакей. Современные галстуки казались ему чем-то ужасным. На шее следовало красоваться узкому белому платку, сложенному вдвое и свободным узлом повязанному вокруг шейного воротника. Только такой подобал господскому слуге.
Расставляя вокруг начищенного до блеска самовара чашки и тарелки, Ридеке улыбался тонкой улыбкой дипломата, скрывающего истинные чувства. Она почти всегда озаряла его гладко выбритое лицо. Графа Тойпена, давно отошедшего от дел, отличала та же самая привычка, оставшаяся со времен дипломатической карьеры. Поскольку Ридеке был камердинером старого господина задолго до того, как тот ушел на покой и поселился в Верхнем Краатце, вежливая улыбка прилипла и к нему.
Стол, наконец, был в порядке. Самовар сиял, однако на низеньком буфете у стены стояла еще и кофеварка. Если старые господа предпочитали чай, то их дети по утрам пили кофе. Судя по тому, что на столе красовалось восемь чашек, семья была немаленькая. Именно так и обстояли дела: вместе с хозяином дома бароном Тюбингеном, его супругой и детьми, которых звали Бенедикта, Бернд и Дитрих, проживали отец баронессы старый граф Тойпен, англичанка Бенедикты мисс Нелли и подружка девушки, юная Трудхен Пальм – дочка аптекаря из местечка Зееберг.
Старый Ридеке посмотрел на восемь чашек и с благосклонной улыбкой кивнул. Он любил, когда все были в сборе. Вскоре людей за столом должно было стать еще больше. Ожидалось прибытие нового домашнего учителя для барчуков и, прежде всего, барона Макса, первенца владельца Верхнего Краатца, полтора года проведшего в Африке среди черных бестий. Африканский путешественник на тот момент являлся «гордостью дома» – именно так назвал своего внука граф Тойпен за обедом днем ранее. При этих словах улыбка Ридеке стала шире и немного утратила дипломатичность, поскольку он вспомнил, как всего за два года до того тот же самый граф Тойпен заявил, что Макс «позор семьи»…
В садовом салоне было весьма уютно. На расписном плафоне фавн целовался с нимфой. Обоим было лет под сто, и за все эти годы краски подновлялись всего раз, причем маляром из соседнего уездного города. То, что над сценой поработал не художник, было видно по стилю, но добрый малый, во всяком случае, постарался удовлетворить желание и требование баронессы прикрыть пышные формы нимфы, сделав ее одеяние более скромным, чем было задумано изначально. Обращенное к зрителю левое ухо нимфы было удивительно красным. В этом месте не так давно откололся кусочек штукатурки. Выглядело это отвратительно, но посылать по такому незначительному поводу за маляром из Зееберга не захотели, так что реставрационные работы взяла на себя Бенедикта. Она не ошиблась с оттенком, просто другого красного, кроме киновари, у нее не было. Ухо вышло недурно, но отец девушки счел, что нимфа его будто отморозила. На эту шутку дедушка примирительно сказал, что старые голландские мастера всегда любили сильные цветовые контрасты и Бенедикта, ясное дело, хотела соответствовать именно им.
На стенах залитого солнечным светом большого зала висели многочисленные рога. И Тюбинген, и его тесть были заядлыми охотниками. Несмотря на свои семьдесят два, старый граф частенько вешал на плечо охотничье ружье и отправлялся бродить по полям и лесам. Если ему не случалось подстрелить благородную дичь, он приносил домой хотя бы ворону или сову, из которых делались чучела для Бернда и Дитера.
Ридеке распахнул большую стеклянную дверь, ведущую из садового салона на открытую веранду. С нее открывался вид на переднюю часть парка с чудесной широкой аллеей, обсаженной ореховыми деревьями, которая вдалеке упиралась в запертые железные ворота. Час был ранний, еще не пробило и семи, и парк полнился прелестью свежести, оставленной отрадной прохладой июньской ночи. Справа и слева от аллеи простирались обрамленные напоминающими кулисы боскетами широкие луга, поблескивающие от утренней росы. По краю низины среди кустов сирени, калины, жасмина и спирей мерцала лента ручья, исчезающая в темной зелени живой изгороди, чтобы позади господского дома влиться в пруд, который Бенедикта окрестила «лебединым озером». Луга не были подстрижены на английский манер, а росли свободно, чтобы быть скошенными на сено. Так что зелень была усыпана цветами всевозможных оттенков.
