Голод. Нетолстый роман

© Павлова С.О., 2023

© Сигалович А., иллюстрации

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Я лежу на полу, ноги задраны на стену. Где-то писали, что так сходят отёки, а значит, лишние объёмы. Я смотрю в потолок и надеюсь, что как только объёмы уйдут, придут красота, счастье, уверенность в себе. Достойная нормальная жизнь.

Я тянусь к телефону и скроллю в приложении, чаще которого захожу разве что в рабочую почту. Я делаю заказ. Это действие я совершаю каждый раз, когда пустота пожирает меня изнутри, и пустоту эту хочется кем-нибудь заполнить, только вот некем же, некем совсем. Кем-нибудь не получится; получится чем-нибудь.

Я делаю вдох и начинаю считать про себя.

Сейчас всё наладится.

Тем временем летит по Тверской курьер Санжар. Наверное, он уже запомнил меня. Это несложно: розовая пижама, красные ногти, торопливый хват, 100 рублей чаевых; всегда ближе к ночи, всегда грузинский ресторан. Как-то он приезжал дважды за вечер. За тот случай мне особенно стыдно; надеюсь, Санжар списал это на мою рассеянность – типа не досчиталась гостей (правда, гостей у меня не было уже год как). С другой стороны Тверской выезжает второй курьер – Хушруз. У него в рюкзаке три пачки вафель, ведро мороженого «Mӧvenpick», кило халвы, арахисовая паста, орешки со сгущёнкой. И вот они летят навстречу друг другу, два велосипедиста: один – из точки А, второй – из точки B с местом встречи в точке С – моей, то есть, квартире.

Звонок. Я подлетаю к двери, дёргаю её на себя, ни «здрасьте», ни «до свидания», хватаю пакет. Конечно же, сладкое приехало первым. От негодования я почти рычу как зверь. Да я уже зверь. Ждать невыносимо; значок курьера, разумеется, недвижим на карте. Я окончательно сатанею и строчу гневное сообщение в саппорт. Где шляется этот придурок, вы там чем вообще занимаетесь, и не надо отвечать мне по скрипту[2], я сама его для вас написала два года назад. Повторная трель звонка спасает оператора поддержки Василия: претензия отменена. Я представляю, как Василий с облегчением выдыхает и идёт заваривать кофе симпатичной коллеге по ночной смене. На другом конце ЦАО завязывается необременительный служебный роман.

Я вспарываю пакет с хинкали. Уничтожаю поддон из десяти штук за рекордные три минуты. Желудку больно: ощущение, что он вот-вот лопнет. Есть невыносимо, дышать тоже, но сытости нет и в помине.

Блевать – это страшно. До сих пор, даже спустя столько лет практики. Когда волна поднимается к горлу, кажется, что она возьмёт и задушит. Зато после – так хорошо. Свобода и чистота. Самое время десерта. Выбирать нет смысла, ведь можно всё сразу, вперемешку, без разбора.

А потом – ещё разок два пальца в рот и.

При желании – повторить.

Я залезаю под душ. Сердце, ещё не отошедшее от страха рвоты, бьётся сильнее обычного. Стою в кипятке и думаю о сотне людей, чью работу только что обесценила своим гастрофокусом: курьеры, повара, собиравшие урожай комбайнёры, банковские специалисты, ответственные за транзакцию.

Это всё было сейчас – незачем.

Это всё растворилось во Вселенной.

Нулевый выхлоп, никакого КПД.

Я выхожу из душа, с усилием вытираюсь, подхожу к зеркалу в коридоре. Осмеливаюсь посмотреть прямо в упор на своё тело – распаренное, оттого будто размякнувшее. Особенно придирчиво – то место, где впиваются в бока трусы – тёткин фасон, хлопчатобумажные, с бантиком у пупа и резинкой, призванной сдерживать плоть. Я вижу только рытвины целлюлита и шмат кожи, переваливающийся через ткань словно опара из таза.

В голове бьются слова: «жирная», «туша», «мразь», «ненавижу», «чудовище», «рыхлость», «обвисло», «толстуха».

Я плачу, ведь меня никто не любит.

Даже я сама.

Ладно, давайте без драм: у меня нормальная жизнь.

Есть диплом достойного вуза (ну и что, что журфак), есть социально одобряемая работа – в креативном агентстве. Есть 1317 друзей на фейсбуке. Есть сеанс с психотерапевтом раз в неделю. Есть выставки в Музее современного искусства «Гараж». Есть аккаунт в «Тиндере», используемый, скорее, как источник смешных скринов для чата с подружками. Ещё у меня есть аж две жилплощади: арендная, в пределах кольца Садового, и собственная, за пределами кольца Московского автодорожного. Ну как собственная – я на двадцать лет в кабале у банка, но это детали. Есть прочие маркеры московского успеха: абонемент в хороший фитнес, годовой бонус, вечеринки по пятницам, обезжиренный латте с собой. У меня даже есть необременительный служебный роман. Я сортирую мусор, ношу носки с надписью «Feminist» и недурно говорю по-английски. Я обещаю себе поменьше ездить на такси и больше ходить пешком, убираюсь перед клинингом и свято верую в то, что страдания курьеров-мигрантов окупают мои чаевые.

Кроме этого, я, разумеется, ненавижу вечера воскресений. На самом деле, воскресенье не виновато, просто за ним идёт понедельник, а в понедельник в десять утра начинается летучка в «зуме». То есть, правильнее сказать, что ненавижу я не воскресенье, а свою работу. К сожалению, наше расставание невозможно, ведь работа даёт мне деньги.

Говорят, деньги – это свобода. Но я не согласна. Мне кажется, свобода – это когда твоя жизнь не зависит от очередного имейла и глаз не дёргается от плодящихся в геометрической прогрессии чатов.