В просторную школьную рекреацию через высокие окна падал свет. Проходя сквозь перекрестья оконной рамы, он лучами расходился по помещению, которое по случаю перемены было заполнено детьми. Качая головой и меняя угол зрения, можно было заставить эти лучи мерцать и сплетаться в призрачной игре, создавая переливающийся в воздухе танец света. Но сейчас детей интересовал танец смерти. Удар. Еще удар. Мальчик прислонился к стене, отбиваясь от нападающих. Они были старше на год или два, но для младших классов это было огромным преимуществом. К тому же их было шестеро, а он – один. Удар. Еще удар. У мальчика потекла кровь из разбитой губы. Он, однако, и не думал сдаваться, злобно глядя на обидчиков, лихорадочно соображая, кого из них он все–таки сможет достать. Но те размеренно, смакуя каждую серию ударов, избивали его, меняясь, чтобы порция удовольствия в равной степени досталась каждому из подростковой шайки. Это продолжалось уже несколько минут. Нападавшие уже сняли темно-синие пиджаки и желтые галстуки школьной формы. Один из старших спокойно сторожил сваленную в кучу одежду, надменно наблюдая за происходящим. Остальные дети в школьной рекреации, ничего не предпринимая, смотрели на избиение однокашника, боясь выступить против дерзкой шпаны.
Удар. Еще удар. Если бы к мальчику у стены присоединился хотя бы еще один союзник, то нападающие уже не смогли бы так вольготно измываться над ними. Конечно, эта школьная банда одолела бы и двоих, но уже не так беспрепятственно, так что в следующий раз они бы подумали, стоит ли оно того. Но пока что с ухмылкой на лицах они парами избивали выбранную на сегодня жертву. Удар. Еще удар.
Внезапно девочка лет двенадцати выбежала на импровизированный ринг школьных боев без правил. Она откинула с лица длинные черные, слегка вьющиеся волосы, чтобы они не мешали янтарному взгляду широких глаз охватывать каждого участника конфликта. Из–под нахмуренных аккуратных черных бровей она смотрела на нападавших, которые, в свою очередь, с кривыми ухмылками уставились на нее. От детского гнева ее худое лицо с высокими скулами заострилось еще больше, что не помешало ей обрушиться подобно лавине на безмолвную толпу.
– Трусы! Какие же вы все трусы! – обратилась она к стоящим у стены ребятам. – Соберитесь уже вместе и дайте отпор этим козлам! Как же мне противно смотреть на вас! Бесхребетные трусы!
Они были всего лишь четвероклассниками, но она так проникновенно и ярко говорила, что было видно, как в детских сердцах пробуждается стыд. Но они не смогли перебороть страх: ни один из десятка ребят так и не встал на защиту одноклассника. Однако от девочки исходила такая внутренняя сила, что драка внезапно прекратилась сама собой.
– Мэри Стоун, заткнись! Богачка долбаная! – крикнул Роланд Чекринс.
Он был раздосадован тем, что она прервала избиение: ведь именно он был следующим в очереди. Он бы стукнул ее, – и кто только придумал, что девчонок бить нельзя? Чекринс зло оглянулся на своих приятелей. Самый старший из них, внушавший ужас всей школе, махнул рукой и пошел прочь. Избитый мальчик, тяжело дыша, с ненавистью смотрел им вслед.
– Повезло тебе, конченый урод! – выпалил Чекринс, который не так давно освоил любимые матерные конструкции своего отца.
Шайка покинула рекреацию, а Мэри Стоун с нескрываемым разочарованием посмотрела на детей. Мальчик у стены был для нее обычным одноклассником, к которому она не испытывала какой–то особой симпатии. Ее до глубины души возмутили равнодушие и страх остальных. Взрослый мог бы сказать, что она добилась результата, прекратив драку, а ожидать пробуждения высоких мотивов в людской массе – детская наивность. Но Мэри Стоун не была бы дочерью своего отца, если бы не считала по–другому. Вера в лучшее в людях поддерживала в ней неуемную энергию, за которую в нее украдкой влюблялись мальчишки из параллельных классов. Она раз за разом обещала себе, что никогда не оставит попыток изменить людей. Как бы она хотела схватить их всех и встряхнуть, чтобы пробудить к настоящей жизни! Она обязательно научится у отца влиять на людей, раз уж он уже столько лет успешно трудится на благо общества в администрации президента Южно–Африканской Унитарии.
Со звонком все вернулись в классы. Никто не собирался рассказывать о случившемся учителям, тем более классному руководителю. Начался обычный урок литературы, на котором Мэри без энтузиазма и особого труда воспроизводила правильные ответы по поводу прочитанного рассказа о молодом волшебнике. После уроков они по местной традиции воспели благодарение Богу и высыпали на школьный двор, покрытый идеально зеленым газоном. Там детей уже ждали родители. Мэри Стоун уже давно никто не забирал, и она по этому поводу не переживала. От школы до ее дома было всего пятнадцать минут ходьбы. Но сегодня она отправилась в противоположном направлении – на свой любимый холм, с которого открывался отличный вид на родной Йоханнесбург. Густые заросли кустов скрывали ее от взглядов из соседних домов. Район был престижным и безопасным, и все же она предпочитала оставаться невидимой для местных жителей, которые однажды все же могли заинтересоваться, почему маленькая девочка так долго сидит на склоне в одиночестве.
