Полная луна медленно плыла над горизонтом, освещая руины. Отбрасываемые развалинами тени сплетались друг с другом, образую причудливые и жуткие картины. Одинокий ворон, парящий над останками некогда величественного города, своим карканьем возвещал о возвращении Господина Ночи. И теперь под его немигающим взглядом кошмары и безумные видения обретали жизнь.
На холме, среди развалившихся сторожевых башен, всё ещё возвышались остатки замка. Там, в чудом сохранившейся зале со сценой, забившись в угол, сидел человек, чьи глаза безумно блестели, отражая свет сотни расставленных вокруг свечей. Это был рослый, пожилой мужчина в грязной серой тунике. У его ног успокаивающе сверкал тонкий серебряный обруч, украшенный крупным аметистом, время от времени он бросал на него взгляд полный страха и отчаянья. Раскачиваясь из стороны в сторону, безумец напевал себе по нос:
«Квазир был лучшим из царских певцов
И песни его обходились без слов.
Голос барда рождал в зрителя уме –
Образ яркий, подобно вспышке во тьме.
И вот Модсогнир дорожа таким слугой –
Забеспокоился, как бы ни прервался того путь земной.
Повелел он мастеру великому Галару
И его знаменитому подмастерью Фьялару:
Как следует потрудиться,
Дабы потомки могли голосом барда насладиться.
Долго думали братья, как сей подвиг свершить,
И для таланта Квазира дверь в вечность открыть.
В итоге преподнесли они царю механизм заводной,
Внутри с Квазира отрезанной головой.
Прошли века, нет уж Модсогнира давно,
Но голос поэта звучит всё равно!»
– Крух! – донеслось с улицы.
Старик со страхом посмотрел на единственное зарешёченное окно, из которого был отчётливо виден огромный сверкающий диск полной луны, и прошептал:
«Ворон, предвестник кошмара.
Ворон, спутник судьбы удара.
Ворон, молю дай мне забвенье,
Хотя бы на одно мгновенье!»
– Как продвигается работа Орфей?
Вздрогнув, безумец медленно повернулся. В покосившемся входном проёме стоял темноволосый эленрим, высокого даже по их меркам роста. Чёрная одежда оттеняла его неестественно бледное худое лицо с острыми скулами, на котором особенно выделялись глаза. Глубоко посаженные, полуприкрытые, янтарного цвета, они будто светились в темноте.
Облизнув губы, старик спросил:
«Владыка ночи, хозяин грёз,
Что за весть ты мне принёс?»
– Твои стихи становятся всё хуже и хуже Орфей, – голос у вошедшего был приятен и мягок, произнося слова, он слегка их растягивал. – Я принёс ноты. Так, как продвигается работа?
В ответ стихотворец опустил голову, по его лицу потекли слёзы.
– Орфей?
Внезапный порыв ветра заставил трепетать пламя всех находящиеся в комнате свечей. Оживились прячущиеся по углам тени, теперь, казалось, что они тянут к Орфею свои руки, шевеля скрюченными пальцами. Лицо старика перекосило от страха, несчастный поднял глаза и увидел напротив окна заслонивший луну призрачный силуэт. Он увидел сверкающие глаза, в которых отражались все его несчастья и страхи.
– Что случилось Орфей? – повторил владыка свой вопрос.
«Мой господин и повелитель,
Души и разума губитель.
Нет больше сил, терпеть мне муки,
Смотреть на проклятые руки!
Они всё тянуться ко мне,
Они зовут меня к себе!
Проклятья, крики и угрозы!
Нет сил, терпеть мне эти грёзы…»
Прошептав последние слова, Орфей вновь опусти глаза.
– Понятно, – вздохнул эленрим.
Постояв ещё немного над рыдающим слугой, Владыка Дрём подошёл к окну. Наступила полночь и луна заняла своё место на небосклоне, в обрамлении из мерцающий звёзд.
– Я видел дивный сон, – после долгой паузы, произнёс эленрим. – Весна. Двое в саду сидят в тени цветущей вишни. Поют птицы, дует лёгкий ветерок. Она дремлет у него на плече, а он рассказывает ей о далёких странах и невиданных чудесах. Тени от листьев на траве складываются в диковинные узоры, будто иллюстрируя его рассказ…
Тихий голос завораживал, это был голос самой ночи. Тянущие свои руки тени в углах, теперь казались деревьями, чья листва колышется на ветру, тишина наполнилась шелестом, а карканье ворона стало подобно пению соловья.
– Мой сон может стать явью Орфей, – пообещал Владыка Грёз. – Ещё немного и ты забудешь о своих кошмарах, все забудут.
– Да! – прохрипел старик, поднимаясь на ноги.
Несчастный раб тянул руки к своему повелителю, в чьих глазах отражались все его чаянья и желания.
– Но… – споткнулся Орфей на своём пути к мечте.
– Что ещё? – недовольно вздохнул эленрим, закрывая глаза.
Дивный мираж развеялся и тьма вновь обступила их. Старик с криком упал на колени и, причитая, обхватил ноги своего властелина.
«Мой повелитель, мой господин,
Есть барьер, но только один!
В своих видениях я видел металл,
За который и душу бы отдал!
Не бронза, не золото и не латунь,
Не серебро, но по цвету как лунь.
Я пробовал сплавы, искал и искал.
Всё, что когда-нибудь слышал и знал, вспоминал!
Но как не пытался, не подходит ничто,
А звук без него совершенно не то!»
– Правда? – в глазах эленрим вспыхнул интерес. – Покажи мне.
– Но владыка! – в голосе старика слышались неподдельный ужас и отчаянье.
– Сыграй мне своё видение.
Тяжело вздохнув, Орфей с содроганием поднял и надел на голову обруч, а затем подошёл к громадному механизму в центре помещения. Это была жуткая смесь из органа, фортепиано и ударных. Переведя дух, слуга эленрим залез внутрь странного устройства.
