Глава первая. Закрытая дверь
Довольно долго мне казалось, да пожалуй что, и до сих пор ломаю голову: а если бы… я не попал тогда а Хэйхэ, так может было бы всё это к лучшему? Не знаю. Сам не ведаю. А почему, поймёте скоро. Вот об этом-то как раз и будет мой рассказ, сия история. И вот ещё, прошу читателя заранее мне извинить такой язык, местами уличный, местами псевдо-молодёжный (как мне кажется), а кое-где полублатной. Абсцентной лексики я постарался избежать, хотя бы в авторской, сюжетной речи. Дело в том, что эта лексика, своеобразная манера изложения здесь появилась не случайно. В девяностые язык подобной, полулагерной стилистики, «пацанской типа…», полагаю, вы всё поняли, распространён был широко – и в мире бизнеса, и в политических кругах, различных «органах» и, разумеется, в сообществах челночниках, о коих, собственно, пойдёт повествование. Надеюсь, с этим разобра́лись. Едем далее!
Первоначально эту «страшная история» наречена была не очень привлекательно, я озаглавил эту повесть нарицательным, смешным названием «Хуйхэ», и лишь впоследствии решил немного окультурить это прозвище, облагородить это спорное название. На самом деле же Хэйхэ (по-настоящему) – всего лишь маленький в те годы, жутко засранный, провинциальный городишко, расположенный буквально сразу же напротив Благовещенска, через Амур. Я как-то видел в телевизоре, что даже мост из Благовещенска построили – в огромный город на Китайской территории, – когда-то маленький Хэйхэ. Давным-давно уже его застроили крутыми небоскрёбами и огроменными хоромами: торговыми, автомобильными, игральными и прочими. На приграничных отношениях поднялся так. А начинался этот бизнес замечательный с давно забытых челноков. О них-то, собственно, и поведу я свой рассказ. Ну что, поехали?
Те, кто постарше, должен помнить: в девяностые, или в конце восьмидесятых, нашим гражданам, для них самих же совершенно неожиданно, в связи с забытой перестройкой, разрешили вдруг… свободный выезд за рубеж. И не в Болгарию – по турпутевке, на неделю, не в какие-то – Чехословакии родные с Югославией, – самостоятельно, кому куда захочется. И полстраны (преувеличил тут, пожалуй что), рвануло тут же за бугор, не долго думая. Сначала граждане осваивали Венгрию, а чуть попозже и Поляшку, если знаете. На местных рынках приторговывали втихую – ещё доступным (поначалу, разумеется), ещё дешёвым барахлом. Свобода вся эта, свобода выезда, была у нас, естественно, весьма условной в эти годы. Если помните, помимо виз на дикий Запад и в Финляндию необходимо было также разрешение на личный выезд из страны. Вот это главное! В ОВИРах граждане толпились коридорами, ругались нервным матюжком, курили по двое и ожидали приглашения к инспектору. На экзекуцию, разбор и, если сложится, – на получение заветной закорючечки и штампа в паспорте: мол, выезд разрешается!
Истосковавшийся по новым впечатлениям народ челночный жаждал денег, поскорее бы… и – по возможности – полегче бы. Челночники писали списки, за недели или месяцы – до ожидаемой, заветной даты выезда, шли переклички по утрам – часов с шести уже, но соотечественников всё это, казалось бы, особо шибко не смущало! Наши граждане и не такого повидали!
В нашем городе (а речь пойдет о Петербурге, уточнил бы я) два раза в день, с утра и вечером – с «Варшавского» – шли поезда в уже понятном направлении (хотя, бывало и с «Балтийского», мне помнится), битком набитые телегами и сумками, принадлежавшими серьёзным и прошаренным акулам бизнеса, челночникам по мелочи и бытовым контрабандистам. Эти ухари тащили в Польшу неподъёмными баулами электробритвы и бельё из Белоруссии; электродрели утюги и наши «мыльницы» – с ЛОМОвской оптикой, чего там только не было! Всего, конечно, не припомнишь! Водка… Мальборо… а также прочие, так нужные товарищам – по незабвенному, давно уже усопшему, в бозе почившему, совковому соцлагерю, ужасно нужные вещицы. Но особенным, реальным шиком и коммерческим везением тогда считался контрабас цветного телека, ну или «Дружбы» (бензопилы отчего-то уж… в Поляшке пользовались спросом, и особенным).
1
2
А из Варшавы (и из Гданьска, и из Вроцлава, и с юга Польского – из Кракова и Люблина) шли поезда уже в обратном направлении, ничуть не менее набитые: и джинсами, и двукассетниками, куртками, колготками, и всевозможным барахлом, так нужным в Питере, и в Магадане, в Барнауле и Урюпинске – изголодавшимся по вроде бы обыденным, но столь приятным мелочам, советским гражданам. Царило в этих поездах, сказать по правде вам, необъяснимое, всеобщее и пьяное, святое братство, бесшабашное размашество, и абсолютное взаимопонимание. Жить люди только начинали. Уж поверьте мне, лихое время было, славное, весёлое!
Но, как известно, всё лихое и весёлое когда-то тоже завершается. И этот весь, поляцкий бизнес, потихоньку, помаленечку, сошел на нет в конце концов. Народ челночный же – переметнулся в Эмираты, выбрал Турцию… а вслед за ними и Китай. И баксы эти все, первоначально им нажи́тые в Поляндии, сначала слабенько, а дальше поуверенней, пошли туда же – на Восточном направлении. Довольно бодро потекли, признать по правде уж!
