«Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня»
Бытие, 14
Июль 973 года
– Неужто оборотня можно на копье без заговора взять? А, Ставр?
– Тихо, Доман. Смотри за тропой и молчи.
Парни притаились в орешнике у звериного водопоя, на бугре. Ставр и Доман – ровесники, каждому полных семнадцать лет. Широкоплечий, русоволосый Ставр умел ждать, крепко сжимая сильной рукой гибкое ясеневое копье. Чернявый Доман заметно волновался, то и дело поправлял бархатную шапку с куньей опушкой. В плечах был он поуже товарища, зато снаряжен солидно: на поясе короткий меч, наготове составной лук, рогатина, колчан до отказа набит стрелами.
Лес молчал. Ветер не раскачивал верхушки мрачных вековых елей. Горячее солнце нависало над камышами у кромки темного, как деготь, Воловьего озера. Покой – вечный, тягостный. Лежать под сенью орешника, слушать шепот легкого ветерка. Да вот только где он, ветер? Нет его. Никакого, даже самого малого дуновения. И душно.
Рядом с боярским сыном Доманом простолюдин Ставр держался строго и степенно, терпел, хотя ломило от духоты в висках. Сердце стучало тревожно, быстро. Рвалось из груди, требовало бега, движения. Но, ни шага нельзя сделать. Надо ждать. Долго.
Сладко и боязно всматриваться в озерную глубину. Ставр знал: в таких омутах, затерянных среди лесного бурелома, в глуши, живут русалки. Отец сказывал – сладко поют на вечерней заре. Уставший путник, следопыт иль охотник, услышит их зов. Проклятые жены и девы протягивают прекрасные, бледные, опутанные тиной руки к несчастному. И никак не устоять. Соблазн велик – заслушаешься, глянь, а водяные девы тут как тут: ведут хоровод, пеленают сетями, накрепко связанными из ивового лыка, тащат в терема, что покоятся в тучном озерном иле.
В лесу первое дело – внимай, не спеши. Отец Ставра Боян служил при боярине Радомере ловчим. Батюшка, думал Ставр, как никто умел на след выйти, устроить засаду на разного зверя. Только, нередко твердил он сыну, супротив нечисти лесной нет управы. Навалятся оборотни да лешие, так и не отобьешься.
Однажды Боян сам едва не оказался в русалочьем плену. Да помогли светлые боги, отвели наваждение. Белобог послал милую Ладу в волшебном челне, сотворенном из золотого солнечного света. Благословила вестница всемогущего владыки миров, вывела из проклятого места. Остались позади топи, тропа привела в дубраву. Сказывал отец, что и добычей боги наградили в тот день. Красный зверь сам шел в руки. И не с пустыми торбами вернулся старый промысловик на двор славного боярина Радомира.
К русалкам спешат на потеху лешие, кикиморы, сила несметная, что подчиняется своему господину – Чернобогу. У русалочьей тропы выслеживать оборотня первое дело. Только здесь и можно его перенять.
Эх, отец, отец! Отправился на Воловье озеро и пропал в трясине. Кузнец Дубец принес семье Бояна дурную весть. Хотел коваль железной рудой у топей разжиться. А нашел суму. В ней нехитрый скарб ловчего Бояна. Краюха хлеба, любовно завернутая в рушник. По рушнику тому и признал Дубец, чья сума. Вышивала узоры алым по белому полотну Малуша, мать Ставра, рукодельница знатная. Коваль твердил об оборотне, что увлек в трясину неосторожного ловчего. Ставр добивался от Дубца подробностей, но тот испуганно таращился, кричал, рвал посконную рубаху. Россказни о хазарском оборотне, повадившемся губить скот да людей у Воловьей трясины, давно ходили на торжище в граде Полоцке. Ставр не верил сказкам. А на деле оказались они страшной былью.
Голосила по покойнику мать и вдова Малуша, вторила ей дочь Снежана. Один Ставр не плакал. Единственному в семье мужчине не пристало лить слезы. Он схватил копье, оттолкнул Дубца, пытавшегося встать на пути, бросился к лесному озеру. Увязался за ним боярич Доман. Ставр не отбился от него. Доман бежал рядом, сулил помочь в трудном деле. Да и как отобьешься? Ведь даром что боярский отпрыск Доман, а приходился Ставру молочным братом. Щедро вскормила некогда своим материнским молоком Малуша обоих – сына ловчего и сына боярина.
Легкий шорох прервал поток дум. Ставр поднял руку. Быстро поправил узкий ремешок на лбу, не дававший прядям затмевать взор, припал ухом к земле. Доман подобрался, подгреб рогатину.
– Что? Что там? Не пора ли? – зашептал Доман.
Ставр кивнул на куст ракиты, который раскинулся совсем близко от берега, рядом с тропой.
Треснуло, зашелестело! В темную озерную воду рухнуло смятое деревцо, на тропу выбежал олень-рогач. Зверь дрожал, поводил головой, осененной ветвистыми рогами, косил глазом, налитым горячей кровью. Качала ветвями ракита. Олень опустил голову и подошел к воде. Успокаиваясь, тяжело дышал, с шумом втягивал воду. Пил жадно и долго, иногда вскидывал голову, глядел в сторону засады.
Ловчим достало времени, чтобы оказаться у тропы незамеченными лесным зверем. Ставр толкнул в бок боярского сына, указал на зверя. Доман вскинул лук и выпустил стрелу. Стальной наконечник вонзился в шкуру зверя. Олень рванулся в сторону, прямо на ракитовый куст, закачался, упал в заросли. Доман выхватил нож, побежал напролом к добыче, зацепился за узловатый еловый корень, упал на желтую хвою.
