Состав грязно-зеленого цвета остановился с тяжелым скрипом, и из вагонов высыпал народ. Вухла находилась в трех часах езды к югу от Екатеринбурга, северный рубеж Челябинской области; захолустный промышленный городишко, каких на Урале сотни; станция некрупная, и на стоянку отводилось десять минут.
Среди первых на перрон спрыгнула шатенка в серой рабочей форме и грубых ботинках на два размера больше ее реального с непробиваемым, казалось бы, носком. Кто-то из вахтовиков спустил ее дорожную сумку, энергично подхватив которую, она поспешила на привокзальную площадь. Пустынный перрон оживился в два счета. Поезд «Новый Уренгой – Челябинск», скрипя, потянулся дальше, на юг.
Валя Гордеева шла твердым, неженским шагом, на всякий случай оглядываясь по сторонам: вдруг тетя решила встретить ее здесь, на перроне? Дошла до площади и только там перевела дыхание. Тети нигде не было. Отдельные темные пряди выбивались из непокорного хвоста, карие глаза сосредоточенно смотрели перед собой. Один за другим к ней подходили таксисты, но все они встречали отказ.
Из-за угла вывернул старый грязный пазик, и на площадь вывалил народ. Дверцы разъехались, выпуская темный поток. В конце, после всех, показалась и тетя, грузная женщина в черных брюках и сером плаще. Она держалась одной рукой за поручень, второй поправляла съехавший платок, прикрывая тем самым выбившиеся пряди коротких, черных, с нередкой проседью волос. Она смотрела под ноги, как бы не оступиться, поэтому племянницу не видела.
– Теть Лиль! – окликнули ее.
Тетя присмотрелась и сразу же заулыбалась.
– Валюша! – бросилась обнимать племянницу. – Как же ты повзрослела! Давно приехал поезд? Долго ждала?
– Нет, поезд прибыл минут пятнадцать назад. Только поднялась с перрона, и ты подъехала.
– Хорошо. Ты говорила: поезд будет в полдвенадцатого. Я отпросилась с утра, напекла пироги… Валюша, какая же взрослая ты стала! Геолог, какая умница, – с гордостью произнесла тетя: в промышленном регионе эту профессию ценили и уважали.
– Спасибо, теть Лиль, – смущенно заулыбалась Валя и махнула в сторону таксистов: – Поехали скорее, а то пироги твои вкусные стынут!
– Да зачем, так бы доехали, на автобусе… Берет, наверное, дорого…
– Я узнавала: девяносто рублей. Это по-божески. Вот в Новом Уренгое за такси заплатишь – без штанов останешься. Прикинь, таксист просил две тысячи за десять километров! Но это разводилово на дурака. А здесь недорого, поехали скорей!
– А, да? Ну давай…
Таксист, пожилой кавказец, бросил дотлевшую сигарету и, хлопнув дверцей, завелся. Проезжая по ушатанной дороге мимо бревенчатых изб и выцветших, завалившихся заборов, Валя отметила, что за три года Вухла не шибко-то преобразилась. Только гора из шлака разрослась в размерах, и теперь ее издалека было видать, а никелеплавильный комбинат порция за порцией выбрасывал в воздух сернистый газ – дымил и днем и ночью.
А вот погода радовала: если в Уренгое с неделю как выпал снег, то здесь стояли удивительно теплые для середины сентября деньки. Солнце светило так, как не светило и в июле, в пик жары. Бабье лето во всей своей красе. Ветер вовлек листву в золотистый вихрь; ржаво-желтый лист прилип к стеклу и прокатился до дома тети.
Улица Чекасина, на которой та жила, относилась к Никелю, призаводскому району. До нулевых на этом месте был пустырь, а после выросли пятиэтажки. Квартиры выдали жильцам бараков и тем, кто встал на очередь в годы перестройки.
В прошлом тетина семья ютилась в доме с дровяным отоплением и без каких-либо удобств. В туалет приходилось бегать на улицу, а за водой – на колонку, и это в черте города, в районе шлаковой горы. Дом стоял на первой линии к заводу, окна выходили на отвалы, а на участке хилая рассада сидела в рыжей, выжженной земле. Тетя с домочадцами надеялись на расселение.
И сколько было радости, когда в 2001 году Фазульяновы наконец-то получили двушку в новом доме, – сбылась мечта пожить по-человечески! – а по-другому это не назвать. Тетя работала диспетчером в плавильном цехе, а муж Рустам – распиловщиком на мраморном карьере, у пары подрастала дочь Альбинка, и сами они век копили бы на новое жилье.
Сейчас, когда прошло пятнадцать лет, дочь выросла, уехала учиться в Екатеринбург, а брак дал трещину и муж ушел к другой, тетя осталась в квартире одна. Жилье свое любила и благоустраивала, насколько позволял скромный доход. Подкопит – поставит счетчики на газ, на воду, еще подкопит – поменяет двери, шкаф. Квартира была тем немногим, что она имела, и поэтому тетя всячески поддерживала в ней уют.
На весь подъезд стоял капустный дух, и Валя сразу же узнала в нем знакомый с детства аромат. Они прошли на кухню и уселись за стол. Тетя, скинув полотенце, нарезала румяный, источающий невероятный аромат пирог, выбрала большой кусок и придвинула тарелку к Вале.
– Кушай-кушай, не голодуй.
– Ммм… вкуснотища-то какая! Как всегда, выше всех похвал, – причмокивая, похвалила племянница.
– Кушай, Валюша, кушай. Дожуешь, хоть расскажи, как твоя вахта. Как Севера?
– Да так, – пожала плечами та. – Есть свои сложности, но приходится работать. Первый месяц я была на испытательном с зарплатой двадцать тысяч, а со второго мне пообещали шестьдесят. Дорогу они оплачивают, а межвахту – нет. Что заработал за месяц, на то и живи. Если поделить шестьдесят на два, то в месяц выходит тридцатка. Для вахты это негусто, но главное, есть работа. И дело дрянь, когда ее нет…
