Долгая рабочая смена наконец-то завершилась. Пританцовывая, я спускался по ступенькам, не в силах дожидаться лифта. Уже выходя на улицу, встряхнул рюкзак, удивился его лёгкости и, чертыхаясь, понёсся назад. Вася смотрел в монитор, тихонечко мурлыкая себе под нос «Кукушку». Подняв голову на звук, он вскинул брови:
– Чего ты кривишься? Скажешь, что не любишь Цоя – лишу премии, – я нахмурился ещё сильнее:
– К покойному Виктору и его творчеству отношусь нормально. Просто конкретно эта песня вызывает очень нехорошие ассоциации, – мозг услужливо воспроизвёл фразу, услышанную два месяца назад в записи. Негромкий женский голос говорил: «Степанов очень любил группу «Кино». Кажется, даже на похоронах играла…». Прекратив вспоминать, я придал лицу обычное выражение. – Впрочем, неважно. Я тут кое-что забыл.
– Оставил – забирай, – он нарочито равнодушно скользнул взглядом вниз, на клавиатуру, а я направился к своему столу. Как и ожидалось, старая тетрадь лежала по-другому.
– Василий Викторович, читать чужие дневники некрасиво, – главный редактор нашей маленькой совятни прищурился:
– Кто бы говорил! – я возразил:
– Мне записи были нужны для выполнения задания по учёбе. Нам велели проанализировать чьи-нибудь реальные воспоминания более чем столетней давности, и удалось добыть только это, – Вася хмыкнул:
– Где ты нашёл сию повесть? У родственников? И кем же тебе приходилась Вилкова Вера Петровна? – я напрягся. Врать нельзя, правду ему знать не положено, придётся ступать по офигенно тонкому льду:
– Эта девушка мне не родня. Так, знакомая знакомых. К тому же она давно умерла, не оставив наследников. Много успели прочитать? – начальник грустно вздохнул:
– Только начало. Бедная молоденькая «совушка». Не удивлюсь, если её путь оказался совсем коротким, – я кивнул:
– В сущности, да. Ладно, пойду, ночь коротка, а мне хочется развеяться, – попрощавшись второй раз, я сунул ветхую тетрадку в рюкзак, вышел из бизнес-центра, немного постоял, прикидывая, в какую сторону направиться. К реке не слишком тянуло, Донской монастырь и кладбище в такую погоду тоже не привлекали. Значит, в центр, к яркому разноцветному свету, уютным кофейням и модно одетым людям, решил я, зашагал к переходу, и в этот момент телефон завибрировал. Госпожа Петрова спрашивала, можно ли перезвонить. Отстучав: «Да, конечно», и перейдя улицу, я ответил ей:
– Доброй ночи! Для меня есть работа? – монотонный голос спокойно произнёс:
– В зависимости от того, что ты считаешь работой. Расследований и прочего пока нет: я отдыхаю после Латинской Америки. Собственно, поэтому и пошла разобрать вторую кладовку. Догадайся, что я там нашла? Точнее, чего не обнаружила, – я резко остановился. Похоже, скоро мне наступит конец. Не хочу, я ещё так молод!
– Пожалуйста, простите! Мне нужны были какие-нибудь старые записи для института, в поисках не преуспел, вот и придумал взять ваши. Признаю, идея не самая хорошая. Что мне сделать, дабы вы сменили гнев на милость? – в трубке раздался противный скрежет зубов, тихие щелчки – знак крайнего раздражения, а затем вампирша сказала:
– Стукнуть бы тебя пару раз по лицу перчаткой с серебряными заклёпками, но от этого ты помрёшь, и мне придётся самой общаться с людьми. Эй, заготовка журналиста, на кой ляд тебе понадобилось красть заметки? Достаточно было попросить, я бы покочевряжилась маленько, согласилась, и мы бы вместе поржали над моей глупостью. Но нет, лучше взять без разрешения и бояться, как бы не раскрыли. А я тебе доверяла… – окончательно пав духом, я пошлёпал на трамвайную остановку, чтобы доехать до её дома и понести справедливое наказание. Однако вышло иначе:
– Вообще-то, если быть до конца честной, свои дневники я искала, чтобы ты их оцифровал. Состав, которым обрабатывались страницы для их лучшей сохранности, можно использовать лишь единожды, и срок его действия почти истёк, а терять воспоминания не хотелось бы, да и ты, как оказалось, умеешь хранить чужие секреты. Давай так: перепечатай, что спёр, и, если сделаешь это быстро, я перестану хотеть тебя убить, – неужели пронесло? Я облегчённо выдохнул, прикинул, сколько дней придётся провести без сна, и тут она добавила:
– Только, умоляю, не задавай мне никаких вопросов по поводу написанного и упаси тебя боже выражать сочувствие. Это было давно и неправда, так и знай.
– Хорошо. Сделаю всё как можно быстрее. Простите ещё раз, – она отключилась, я дошёл до ближайшей лавочки, сел и некоторое время приходил в себя. Потом поплёлся к метро, понимая, что прогулка откладывается на неопределённый срок.
Я справился за две недели. Перепечатывать было несложно, особенно если не вдумываться в содержимое. Отправляя итоговый файл Нике, немного нервничал. Возможно, о тех событиях она уже плохо помнит, а прочитав заново, опять разозлится. Ответа я ждал больше месяца. В первых числах декабря на почту пришло письмо с вложением от госпожи Петровой. Трепеща, я открыл его. Послание от начальницы оказалось довольно неожиданным:
«Яр, привет. Проверила, понравилось. Как ты понимаешь, это лишь малая часть записей. Потом приедешь за остальными тетрадями. В качестве поощрения прикрепляю для ознакомления переработанный и дополненный вариант дневника. Там описан самый интересный кусок моей ранней биографии:
