Гестия
Ведьмы не отбрасывают тени. Не все, но те, кто служит злу, точно. Вот у меня тени нет, и это нисколько не печалит.
Я служу Силе лет с двенадцати, когда меня выгнали из деревни. Это самое лучшее, что произошло со мной в детстве и отрочестве. Не считая, конечно, того момента, когда я получила дар.
— Можно? — спросил бойкий голос из-под капюшона. Вошедшая была молода, стройна, хоть и невысока, а большего под плащом не разглядеть.
— Проходите и садитесь.
Я указала на стул.
— Как ваше имя?
Девица на табурет села без опаски, а на следующем вопросе замешкалась.
— Мария.
— Это не ваше имя. Либо говорите, либо убирайтесь.
Я могла себе позволить грубость, мой дар того стоил, больше никто в Больдорской империи не обладал им в столь яркой форме. Никто, из вступивших в гильдию Добронравных магических сущностей. Женщин, в переводе на нормальный язык, но в Больдорской империи женщин не считали за полноправных, вот и придумали обидный эпитет «магическая сущность».
При этом у мужчин была гильдия Магов и ведьмаков.
— Хорошо, меня зовут Джера. Джеральдина.
Откинула капюшон и посмотрела мне в глаза. Не сказать чтобы красива, но и не безобразна. Внешность самая обычная для юга империи: темноволоса, темноглаза, смугла, но цвет кожи довольно невнятного оттенка, которые можно назвать грязным. Серо-коричневым. И всё же это не трагедия, чтобы платить ведьме и отдавать ей самое сокровенное.
С чем родилась, с чем должна была предстать перед Богом. Если он существует, как некая разумная власть, способная миловать и карать.
В Бога, как в слепой случай, как в невезение или, напротив, череду успеха, свалившихся на голову потому, что ты всё предусмотрела, я верила.
— Итак, что нужно?
Я сидела на стуле с высокой спинкой, тешила самолюбие, поигрывала браслетами на запястьях, изображала настоящую ведьму, коими пугают детей.
— Лицо обезображено следами от оспин.
— Чьё?
Девица, сидевшая передо мной, пудрилась, чтобы выбелить кожу, но никаких следов недуга, поражавшего людей, особенно юных, так же часто, как насморк, я не заметила.
— Моей госпожи. Она заплатит за услугу.
На крепкий дубовый стол, сделанный по моему заказу, за ним я теперь вела приём посетителей, лёг мешочек с монетами. Звякнуло золото, монет сто, не меньше, такой взнос за следы от оспин был редкостью.
— Тогда пусть приходит сама. Зачем нам посредники?
Я указала рукой на дверь и встала с места. Посетительница колебалась.
— Я пришла от имени жены высокопоставленного человека. Она желала бы остаться неизвестной.
— Тогда она должна знать, — я наклонилась через стол, наши взгляды с мирянкой пересеклись, и что-то в глубине её глаз задрожало, отступило под моим натиском. Я говорила медленно, чтобы не повторять. — Я не веду дела с посредниками. В магии такое невозможно, в моей магии. Красоту нельзя подарить через чужие руки, она прилипнет к ним намертво, придётся госпоже тебя убить, чтобы забрать своё.
Вздрогнула. Я распрямилась, и девица, воспользовавшись паузой в разговоре, накинула капюшон и выскользнула в коридор. Лестница заскрипела под лёгкими торопливыми шагами, и вскоре хлопнула входная дверь. Эти дурочки совсем мне её в щепки разобьют.
Надо будет завести дворецкого, как принято в правильных домах благородного сословия. Раз уж мне нельзя жить в центре столицы, раз уж мой дом помечен белым знаком, клеймом от Инквизиции, пусть в остальном он будет образцом вкуса и богатства.
— Госпожа Виндикта, ужин подавать? Кухарка говорит, давно всё стынет, — Марта просунула голову в проём двери и улыбнулась. Хорошенькая вышла служанка.
И никакого следа от кнута во всю щеку, коим её наградил пьяный муж, не осталось. Моя работа, разумеется.
— А что она приготовила?
Я была голодна всегда, приходилось сдерживаться, чтобы не растолстеть, как супруга графа С., недавно явившаяся за средством от чрезмерной полноты, да помочь я не смогла. Сделать её лицо красивым мне по силам, но не худым.
— Суп с лососьими хвостами. Говорит, так ужинают все аристократы.
— Пусть подаёт в столовую. И сами по тарелочке откушайте в людской, только смотрите, меня голодной не оставьте.
— Как можно, госпожа! Мы с Полей вашу доброту век помнить будем.
Вошла и поклонилась, как было принято.
Я нашла служанку в одном доме, куда ездила по чужой надобности, там она чистила обувь. Не побоялась и попросилась ко мне, так я и взяла. И шрам безобразный с лица стёрла, и учиться этикету в приличное поместье отправила, а через полгода получила образцовую служанку с манерами.
Взамен Марта отдала мне способность к деторождению. Большего у неё не было, да и это Марта отдала с радостью, счастье-то какое: красивой быть, грешить да не платить! А мне её плодовитость пригодится.
Не знаю, когда, но такой час настанет, я была уверена. Дорого бы я дала, чтобы об этом узнала тётка, выгнавшая сиротку из дому после смерти матери. «Дитя смесового греха не родит себе подобного, только скверну», — говорила она, как только видела меня, прячущуюся по углам.
Ошиблась. Я, дочь двоюродных брата и сестры, зачата в страсти и любви, иначе бы дар не снизошёл на меня. Грех на тех, кто губит любовь.
