Иранская ядерная программа. Кто стремится в ядерный клуб?

Около трех часов утра 13 августа 2002 года, в разгар влажного вашингтонского лета, Алирезе Джафарзаде позвонили из Европы. Джафарзаде был сотрудником пресс-службы иранской оппозиционной группы «Организация моджахедов иранского народа», и он был в полусне.

ОМИН – воинствующая иранская оппозиционная группировка, выступающая за свержение Исламской Республики. Она была основана в 1965 году как левая антишахская партизанская группа, которая стала ударными отрядами революции 1978–1979 годов, прежде чем быстро поссорилась с Хомейни после свержения шаха. Многие из ее членов были арестованы и казнены, в то время как другим удалось бежать, некоторым в Ирак, где они совершали нападения на иранские силы во время ирано-иракской войны. Несколько стран, включая США, причисляют ее к террористическим организациям, и даже помимо этого у нее сомнительная репутация узкой догматической организации, члены которой являются раболепными приверженцами руководства.

Большая часть разведданных, предоставленных группой об Исламской Республике, была преувеличенной, а иногда и просто ложной, но на этот раз информация, которую она предоставила, была одновременно точной и взрывоопасной.

А поскольку Ирак входит в Совет Безопасности (и вскоре подвергнется вторжению), поскольку администрация Буша обратила свое внимание на «страны-изгои» с подозрением на наличие оружия массового уничтожения, для Ирана не могло быть худшего времени.

Несмотря на дремоту, Джафарзаде мгновенно узнал голос на другом конце провода: член базирующегося в Париже иранского парламента в изгнании, который сообщил ему, что появилась информация о ядерной программе Ирана. Именно это нельзя было сказать по телефону, но он должен изучить некоторую информацию, проанализировать ее и организовать пресс-конференцию, чтобы обнародовать ее. Джафарзаде получил информацию той ночью и провел следующие семь часов, кропотливо переводя документы, держа в руках персидский словарь из-за огромного количества научных слов, которые в нем содержались.

Он закончил около 9 утра и выпустил краткий пресс-релиз, в котором объявил о пресс-конференции на следующий день в вашингтонском отеле Willard. Затем он немного поспал. 14 августа 2002 года выдался жаркий день. Когда Джафарзаде добрался до отеля, он весь вспотел.

Он беспокоился, что, возможно, не будет большой явки – в этом не было необходимости; войдя в комнату, он насчитал камеры с 13 различных телеканалов, а также репортеров из всех крупных газет и информационных агентств. Затем он приступил к публичному раскрытию всех подробностей о предприятии по обогащению урана в Натанзе и строительстве завода по производству тяжелой воды в Араке, который после ввода в эксплуатацию будет способен производить плутоний.

Ни одно из этих действий не является незаконным само по себе, поскольку статья IV Договора о нераспространении ядерного оружия устанавливает «неотъемлемое право» всех государств-участников разрабатывать, исследовать и производить ядерную энергию в мирных целях. Но Соглашение о всеобъемлющих гарантиях 1974 года с МАГАТЭ обязывало Тегеран быть прозрачным в отношении всех своих ядерных объектов (хотя от Ирана требовалось заявлять о существовании любых объектов только за шесть месяцев до подачи на них ядерного топлива).

Когда Джафарзаде изложил свои выводы, он почувствовал, как атмосфера в комнате сгустилась. Даже вялые операторы, опиравшиеся на свои штативы, напряглись и усилили фокусировку своего взгляда. У Джафарзаде было все – точное местоположение объектов в Натанзе и Араке, координаты зданий, их размер, спектр проводимых мероприятий. Конференция вызвала международный резонанс; начался ядерный кризис.

В Вене заместитель генерального директора МАГАТЭ по гарантиям Олли Хейнонен был взволнован. Была середина августа, генеральный директор МАГАТЭ Мохаммед эль-Барадеи находился в отпуске в Египте, и Хейнонен исполнял обязанности главы Агентства в отсутствие своего босса. Эти откровения не были полной неожиданностью. Агентство подозревало, что Иран, возможно, получил ядерный материал, о котором он не сообщал, а также что имела место незаявленная деятельность; критически важно, что оно знало о Натанзе, но Хейнонен был удивлен его размерами. Он также видел информацию о строительстве завода по производству тяжелой воды в Араке, но не был уверен, как все это сочетается друг с другом, потому что не знал о существовании тяжеловодного реактора. Проще говоря, Агентство не знало о масштабах ядерной деятельности Ирана. Было ясно, что к Тегерану есть серьезные вопросы, на которые нужно ответить, и первое, что сделал Хейнонен после того, как прочитал пресс-релиз, это позвонил Эль-Барадеи, который посоветовал ему связаться с иранцами.

Днем, охваченный паникой, он позвонил послу Ирана в МАГАТЭ Али Акбару Салехи, чтобы сообщить ему, что появилась информация, требующая объяснения, а затем написал ему одностраничное письмо с официальным запросом дополнительной информации и доступа к сайтам. Поскольку все иранцы должны были прибыть в Вену на сентябрьскую конференцию МАГАТЭ через несколько недель, Эль-Барадеи и Хейнонен решили, что было бы лучше провести первые предметные обсуждения тогда.