– Наталья Викторовна, там собачка есть. Её усыпить хотят. Как профнепригодную. Заберите её, а?
Солдатик заглядывал мне в лицо почти детскими глазами, полными мольбы и страха. Только прибывшая молодежь вообще побаивалась ко мне приближаться и всегда держалась на приличном расстоянии. Уж, не знаю, что там им за байки рассказывали офицеры или сослуживцы, но образ этакой мигеры за мной закрепился крепко и передавался из уст в уста с каждым новым призывом. Надо будет всё-таки выяснить, откуда ноги растут. Этот, вон, пошевелись я, и он даст дёру, но ведь набрался смелости, пришел просить за собаку. Достойный поступок!
– Ладно, парень, не дрейфь, разберемся. Веди, показывай и подробнее расскажи, что за ситуация.
Заметно обрадовавшись, видимо, тому, что я съедать его живьем не собираюсь, солдатик осмелел и зашагал в сторону вольеров с собаками.
На службу кинологом в эту военную часть я устроилась от дикого, просто не переносимого желания иметь собаку. Но в офицерском общежитии, где в одной крошечной комнате ютились мы с мужем и маленькой дочерью, правила категорически запрещали заводить любых животных. Даже хомяка или рыбок. Чем уж рыбки им не угодили – непонятно. Это абсолютно не мешало вольготно и вполне легально проживать мышам, крысам и огромному полчищу тараканов. Как только с ними не боролись! И травили, так, что потом вещи месяц воняли дустом. И ловушки ставили. Но увы, эта братия освобождать общежитие не горела желанием. Возможно, пара деревенских кошек могла бы решить хотя бы проблему с грызунами, но комендант яростно тыкал пальцем в правила и орал истошно, до посинения лица, что никакой живности он не потерпит, сам будет разбираться с мышами и крысами. Сколько времени он собрался разбираться, уточнять не хотелось – человек и так себя чуть ли не до припадка доводит, только услышав упоминание о домашних питомцах.
А меж тем мне даже стала сниться собака. И именно – немецкая овчарка. Я вообще о ней мечтала с детства. Но родители даже слышать не хотели о подобном. Им бы нас троих накормить, куда ещё один рот. Да не маленький. А после замужества начались гарнизоны, общаги. И вот, в очередной раз, увидев во сне овчарку, я решила искать возможность. И нашла. В части рядом требовался кинолог. Да не просто кинолог, а методист. И желающих на эту должность, вот уже больше года как найти по всем городам и весям, не удавалось. Потому, закрыв глаза на мой пол, командир, стиснув зубы, взял на эту должность меня. Пять лет в Клубе друзей пограничников и несколько дипломов за подготовку пограничных собак вполне сошли за документы об образовании.
А работа оказалась настоящим раем!
Только подумайте: 120 собак разных мастей и характеров и всё практически мои. Да ещё и с 8 до 19 часов пять дней в неделю! Построения и прочие армейские забавы воспринимались мной, как пионерский лагерь для взрослых. А пионерские лагеря я в детстве очень любила. В остальное время мне надо было разрабатывать методики обучения собак и преподавать их солдатам.
Поэтому я была вольна выдумывать любые активности и тренировки.
Как известно, в любой бочке мёда всегда есть ложка сами знаете чего. И тут не обошлось без этого. Периодически командир роты составлял список собак на выбраковку. Старые, больные, просто не пришедшиеся по вкусу отправлялись в список на усыпление. Первый раз услышав о подобном, я билась в истерике минут сорок. Чем изрядно перепугала наш мужской коллектив. Как всё-таки хорошо, что мужчины не переносят женских слез! Это сработало!
Об усыплении больше не было и речи. Но мне давалось 2 недели пристроить всех из такого списка.
Объявления в газетах, листовки на столбах, уговоры людей из частных домов – всё шло в дело! После службы я носилась по всему поселку и окрестностям, приставая к прохожим с просьбой взять собачку. И всегда успевала.
И вот очередной список. Надо хоть посмотреть, что за бедолаги в этот раз в него попали.
Мы идем вдоль вольеров. Собаки радостно вертят хвостами, заискивающе заглядывают нам в лица.
– Вот она!
Солдатик показывает на тощую немецкую овчарку, грустно лежащую на ворохе сена. Животное безучастно уставилось в одну точку и не проявило к нам ни какого интереса.
– Она больна?
– Нет. Здорова. Только ее велено не кормить. Вот уже вторую неделю голодает. Я, правда, приношу ей тайно хлеб из столовой. А то помрёт, ведь.
Собака была действительно жутко худой. Даже на морде проглядывались кости черепа. Живот впал до такой степени, что казалось, он просто отсутствует.
– За что с ней так?
– Она совсем не хочет учится. Отвлекается всё время. Даже мясо не ест на тренировках. Нам ее передали две недели назад с другой учебки. А вы в отпуске были. Вот командир и дал команду кормить только на тренировке. А как её тренировать? Она от слабости уже не поднимается. Спасите её, а?
Губы солдата задрожали и он, отвернувшись, смахнул слезу.
– Так, не раскисать! Не одну собаку я ещё не позволила уморить. И эту не отдам.
Я решительно зашла в вольер и подошла к собаке. Та чуть заметно попробовала пошевелить хвостом. Дело было плохо.
