ГЛАВА 1. Немного о родительских тревогах…
Какое-то время нас окружала только пустая в этот час трасса, за редким исключением, проезжающих мимо машин, (которые мы даже не пытались остановить, разумно рассудив, что еще неизвестно, где безопасней!) яркие россыпи звезд, разметавшиеся по небу, словно жемчуг, белоснежный ободок луны, и высокие деревья, шелестящие молодой листвой.
Хорошо…
Удивительно, но было спокойно. Нега от нахождения рядом вредного выскочки, отпугивала все опасения, как дым насекомых. И даже молчание выдалось уютным. Вот только…
Весенний холод достиг своего пика, легкая белая футболка, одолженная Сашей, больше не спасала положения. И, конечно же, чечетка, выбиваемая моими зубами, не могла остаться незамеченной Луновским.
В итоге он остановился, поглядел на меня этак до паники озорно и принялся стягивать собственную одежонку, такую же легкую как мою, но…
- Не-е-е на-д-д-до! – воскликнула я испугано, потому как… Если на крыше его раздетость (даже по пояс!) волновала в последнюю очередь, то сейчас… Чувства и так обострились, как листок бумаги – вроде б и не разглядишь, а об край можно порезаться! – Мен-н-ня это не спас-с-сет и сам…
- Тсс, - заметили мне авторитетно, не прекращая доведения моих внутренних убеждений, что ситуация под контролем до граничной черты. – Говорят, люди мерзнут для того, чтобы их кто-то согрел, - изрек в итоге Саша глубокомысленно, подмигнул мне, и пока я переваривала услышанное, шустро натянул черный хлопок на голову. – Давай, левую ручку сюда, правую… Вот так, - фыркнул смешливо, обойдясь со мной, словно с маленьким ребенком, не способным на подвиг с самостоятельным одеванием.
И кто бы ответил, почему я, смущаясь, будто трехлетняя девчушка на новогоднем утреннике, застыла обомлевшей статуей, потерявшись в действительности. Нет, определенно если вальяжный и самоуверенный Луновский вызывал во мне бурю противоречивых чувств, то тот же Пушкин, но уже заботливый и милый буквально нокаутировал выдержку!
- Так действительно лучше, - в итоге возвестила я хрипло, уже не надеясь спрятать свое смущение. И зашагала дальше, намеренно не замечая, что рука наглого завоевателя снова опустилась на плечо, убеждая себя, что терплю его самоуправство, исключительно из разумного убеждения, что этак теплее.
Еще минут через пятнадцать, когда нам в спину налетел особенно «кусающийся» поток холодного ветра, я не могла не попытаться повлиять на трезвомыслие некоторых:
- Саша, теперь ты замёрзнешь! Вернее, уже… Я так не могу.
На что самоуверенный и неразумный малый лениво возвестил:
- Не переживай, Злата, мне комфортно.
И только я хотела его обличить в неправдивости сказанного, как он… Он… В общем, некоторым нахальства не занимать! Однозначно!
- Хотя… Если бы ты меня тоже обняла, нам бы обоим стало еще теплее.
Угу, если не сказать жарче!
- Только попробуй прокомментировать мои действия, - процедила с явственной угрозой в голосе и все же поднырнула в подмышку некоторых, обвивая руки вокруг его талии. – Тебе понятно?
- Предельно, - едва удерживая, рвущееся на волю веселье, покорно кивнул Пушкин, но губы, кривящиеся в самодовольном шпагате, сводили все усилия на нет!
Черт, даже идти с ним в таком не особо удобном положении и то оказалось приятно. А уж запах парфюма, тепло дыхания, упругость кожи…
Да, где ж я так успела накосячить, что мне судьба подсунула столь изощренную пытку?!
Терпи, Солнцева! Терпи, я сказала! Если полезу к нему с поцелуями первая, это станет последним гвоздем в крышке гроба для моей гордости!
- И все ж таки, Златая, я и не мог подумать, что ты такая динамо, - с обличительно-осуждающим вздохом вымолвил наглый выскочка, когда казалось, я уже была готова воспламениться от смущения и негодования на реакции собственного тела.
- Откуда такие выводы? – от нелепости выдвинутого предположения, я и не подумала обидеться или разозлиться.
Действительно чего вдруг?
- Ну, как же? – в свою очередь Луновский разыгрывает партию искреннего недоумения тому, что я не понимаю очевидных вещей. – Ты за этот вечер умудрилась один раз раздеться сама, дважды раздеть меня и все настолько безрезультатно…
А осуждения в тоне! Я просто не могла не включиться в новую пикировку остротами!
- По-моему, богатенький Буратино, ты слегка перепутал вектор направления претензий. Сам рассуди, кто из нас двоих повинен в том, что мои «старания» пропали понапрасну?
Улыбка вредного мажоришки стала значительно шире, демонстрируя этим, что ответ оценен по достоинству.
- На опасную тропу вступила, девочка-солнце, - предупредил он смешливо.
А я, поддавшись порыву, спросила:
- Почему ты меня так зовешь? Ну, там, солнечной девочкой или Златой?
- Не нравится?
- Не то, чтобы... Скорее, наоборот. Но… Необычно, - под конец своих корявых объяснений, я стушевалась.
Ибо все его обращения звучали до невозможности ласково и лично, а озвучить ощущения от того, насколько мне это нравилось, я не посмела.
Оказывается, Солнцева, ты та еще трусиха!
- Я вообще необычный - до одури довольно и толику покровительственно хмыкнул наглый выскочка, слегка выпячивая вперед грудь.
