Кли-кли, кли-кли: вместе с зарёй, сладкой утренней дымкой и поднятой неугомонными мастеровыми пылью, в утро ворвался весёлый звон колокольчиков. Он раздавался вверх и вниз по улицам, созывая народ. Люди отрывались от дел, оглядывались в поисках звука и замечали повозку – телегу с поставленной на неё топорно сбитой клеткой из сплошных железных полос.
Повозка приближалась к воротам города. Ей уступали дорогу и продолжали глазеть, стекаясь следом, словно привязанные. До ворот добралось небольшое шествие, заинтригованное и любопытное, но не лезущее с вопросами под острые топоры и копья стражей, стерегущих её и её пленника. Снаружи дорога испортилась и звон колокольчиков стал ещё веселее, словно желая добраться до каждого в округе. Скоро со звоном смешался и плеск речных волн.
Сквозь железные пластины клетки её пленник принялся оглядываться. Каждый мог рассмотреть молодого человека со связанными руками, в изорванной одежде, деловитого и настороженного. У него были необычайно светлые волосы, удивительные глаза яркого зелёного цвета и вполне приземлённый синяк в пол-лица. В целом, хоть он и выглядел немного потрёпанным, но было видно, что в тюрьме он просидел недолго или вообще не сидел, а попал в руки палачу почти сразу, как его схватили.
Это лишь подогревало интерес: в последнее время никаких слухов об убийствах или крупном воровстве в столице не ходило, а мелкие прегрешения прилюдной казнью не завершались. И вот совершенно неожиданно по городу ползла повозка с преступником, ну как за такой не последовать, и не узнать, в чём дело и чем оно закончится?
Так что кони тянули повозку, колокольчики звенели, толпа набиралась. Плюгавые старики шамкали вслед, ругаясь под нос, не успевая перебирать ногами, мальчишки бежали рядом, заглядывая внутрь клетки, кумушки и молодые служанки хихикали или наоборот, грустно вздыхали, разглядев, насколько молод схваченный мужчина. Восемь стражников, присматривающих за преступником, ехали по бокам, не мешая народу обгонять шествие, и тихо костерили жару и прапрадеда нынешнего короля, который не любил казни и приказал проводить их за чертой города, у реки. Столица, правда, в те времена была раза в четыре меньше, а путь до места – быстрее.
Пленник продолжал оглядываться. На колокольчики он косился неодобрительно, не понимая, зачем такое украшательство для повозки с преступником. И ещё: зачем вообще нужно его куда-то везти и топить в реке? Что интересного будет для толпы в зрелище мокрого тела? Даже такая простая забава, как отлетевшая невесть куда голова, не порадует детишек. Количество народа ему тоже не нравилось: глаза и уши, любопытство, слежка. Всё было против него. Стража была не единственной проблемой. Заклинание, что он вертел в памяти и так и эдак, не спешило становиться легче исполнимым. Отвести глаза такой большой толпе сил тоже не было. Он уже вообразил, как сжигает тут всех и гордо уходит по костям, но такой бредовый выход из положения не показался интересным даже ему самому.
Как бы время ни тянулось, всё рано или поздно заканчивается, вот и повозка медленно подкатила к небольшому деревянному эшафоту, далеко нависавшему над рекой. На нём уже стояло несколько глашатаев и монахов.
Четверо стражников, поднатужившись, перенесли клетку с пленником, поставив её в центре для лучшего обозрения, и встали перед толпой, пресекая все возможные попытки освобождения и побега. Осуждённый на смерть, не имея возможности встать, переполз в центр клетки, усевшись на пятки.
Толпа примолкла. Стража вытянулась, глашатаи подбоченились, монахи набрали воздух в горла и надулись как индюки. Кто-то в толпе прыснул, заметив, как пленник состроил предельно внимательную рожицу.
Наконец, после вступительной речи во славу величайшего и древнейшего королевства Нагат, правящего короля, двух принцев-близнецов и их совместных и разрозненных величайших же дел, глашатаи объявили о начале казни, умолчав о нарекаемых прегрешениях, и передали слово монахам.
Оранжеворясые словно ждали этого, и главный из них выступил вперёд:
– Как не забываем мы восславить Короля Андимандра ныне правящего Аншира, так не забудем и Богов наших, Безымянных, давших нам землю, которая нас кормит, реки, которые нас поят, и небо, где каждый из нас будет жить. Как не терпим мы преступлений против короны, так не потерпим и преступлений против Богов и против добра их, нам доверенного.
Началась обычная монашеская речь, и народ вновь притих, скорее в ожидании объяснений вины приговорённого, чем в богобоязненном согласии.
– Среди нас объявился тот, кто посягнул на мирное наше существование. Человек этот – маг, пришлый из далёких земель. Он ходил по нашей стране, иссушая землю, отравляя воду и запугивая мирных крестьян колдовством своим.
– Ха, да далась мне ваша земля, а воду грязнее и найти сложно. И где этот бритоголовый мирных крестьян видел? Интересно, это те, кто меня чуть на вилы не поднял, или те, кто пытался моего же пса увести? – вполголоса чуть удивленно сказал пленник, названный магом.
Он продолжил с интересом слушать о своих преступлениях, иногда принимаясь ухмыляться или вслух обсуждать их.
