1.
Первый труп Михаил увидел задолго до Твери, на границе Конаковского района. Мертвец валялся прямо на обочине шоссе, рядом с сорванным, и уже почерневшим от грязи, транспарантом «Ресторан Дайна. Welcome!». В драном, задубевшим от засохшей крови камуфляже, в армейский берцах и грязных джинсах. Руки, как у утопленника сведены на уровне груди, лысая башка покрыта пылью. Явно, не сам умер – убили. Только вот никаких ментов и следователей поблизости не наблюдалось. Не мигала «люстрой» «скорая помощь», не курили в стороне коронеры, не возились с пинцетами и пакетиками эксперты в резиновых перчатках.
Зато были солдаты. Двое национальных гвардейцев и капитан из военной полиции. Они рассматривали труп с брезгливым выражением на лицах, стараясь близко не приближаться.
Михаил только-что выбравшийся из попутки, остановился и, стараясь особо не отсвечивать, полез в карман за сигаретами.
«Чёрт их знает, вояк этих! До периметра ещё далеко, но вдруг у них приказ – хватать всех подряд и волочь…. куда они там пиплов волокут? в комендатуру?».
Вообще-то документы у него имелись. Липовая справка о наличии в Конаково престарелой родственницы, нуждающейся в уходе, настоящий паспорт с пропиской в Санкт-Петербурге и даже военный билет. На всякий случай.
Тем временем офицер, перестав разглядывать мертвеца, отошёл в сторону, вытащил рацию и с недовольным видом произнёс несколько фраз. Гаджет в ответ что-то бодро, но неразборчиво провякал, после чего вояки неторопливо двинулись вдоль шоссе. Прямо к Михаилу.
Командир патруля (если это, конечно, был патруль) небрежно козырнул.
– Капитан Ладейников. Ваши документы.
Стараясь сохранять спокойствие, Михаил вытащил из кармана паспорт.
Офицер быстро его пролистал, задержавшись на странице с пропиской, поднял взгляд.
– Значит, Волохов Михаил Евгеньевич…. Сорок лет, разведённый, из города Санкт-Петербурга….
– Да.
– И что же вы, Михаил Евгеньевич, делаете в наших краях, за шестьсот километров от своего родного города?
– В Конаково еду.
– С какой целью?
Михаил достал из кармана липовую справку.
– Тётка у меня там. Больная. За ней уход требуется.
– Угу – капитан погрузился в изучение бумажки. – А что это за болезнь такая…. идо… идео…
– Идиопатическая тромбоцитопеническая пурпура, – старательно выговорил Волохов, который ещё в Клину, разорившись на справку, часа два зубрил сиё неудобоваримое название. – Или Болезнь Верльгофа. Короче, проблемы с кровью.
– Понятно, – офицер вернул документы, окинул Михаила взглядом с головы до ног. – Только до Конаково ещё ехать и ехать. Зачем вы здесь-то вылезли?
– Попутка только до этого поворота довезла, – Волохов пожал плечами. – Буду ждать следующую.
– Тут теперь машины редко ездят. А на автобус почему не сели?
– Автобус до Конаково ходит раз в сутки. На утренний я опоздал, что ж мне теперь, до утра по улицам болтаться?!
– В Клину есть гостиницы.
– Гостиницы может в Клину и есть, да у меня на них денег нет.
– Ладно, – начальник патруля ещё раз окинул Михаила с головы до ног цепким, запоминающим взглядом, снова небрежно козырнул. – Удачи.
И военные двинулись дальше, в сторону трассы М-10, даже не оглянувшись на валяющегося на обочине мертвеца.
«Фу-у-у!» – Волохов осторожно, словно боясь сглазить, выдохнул воздух. «Пронесло! Значит, не обманул этот жук из карантинной службы, и справка, действительно, нарисована по всем правилам! Не зря я за неё бешенные бабки отстегнул!».
Он обвёл взглядом окружающий пустынный пейзаж и, решив подождать, пока патрульные удалятся на достаточное расстояние, пересёк шоссе, добрался до автобусной остановки из покрашенных тошной синей краской бетонных блоков, уселся на покосившуюся скамейку.
«Так. Что теперь? До дороги, ведущей к отелю „Дайна“ мы добрались. Сейчас девятнадцать тридцать» – Михаил поднял руку и посмотрел на часы – «…Согласно полученным от московских бандитов инструкциям, ровно через шесть с половиной часов, за той вон деревней меня будет ждать проводник с погоняловым Стикс. С ним предстоит добраться до базы ООНовцев, где, как мне говорили, настоящее Гуляй Поле. Анархия в смысле».
Ну, ещё бы! Волохов знал: все эти поляки, венгры, болгары, а главное – арабы и негры, были по сути, заперты национальной гвардией в небольшом посёлке городского типа, настоящего названия которого теперь никто уже и не помнил. «Временный Лагерь – 757, дробь 18», а если уж совсем по-простому – «Семисотка». Население эвакуировали ещё четыре с половиной года назад, в постепенно разваливающихся домах расквартировали так называемых «миротворцев» – более двухсот вояк из европейской шпаны, впустить которых на территорию России («для обеспечения безопасности международной группы учёных») наши генералы согласились лишь после того, как были сняты все международные санкции за Крым и Донбасс.
В сорока километрах от Семисотки начиналась так называемая «Линия Безопасности», за ней – Периметр, а за Периметром – Изнанка. Тысячу раз проклятая, столько же раз воспетая всякими чокнутыми любителями экстрима, невозможная, жуткая, загадочная, притягательная.
