Оглушающая тишина трепетала нутро и заставляла мысли отплясывать неведомый танец. Хоть разуму порой и требовался покой, остановить наплывающий ворох никогда не удаётся, потому лишь поле и стадо дарили временный приют от бед и тревог.
Небеса заслонили грозные покрывала, через которые перестал просачиваться свет и воздух, но ещё еле уловимая свежесть приятно холодила нос, отчего последние минуты безмятежности перед грозой дарили успокоение. Я стиснул посох и прикрыл глаза, отдаваясь в лапы своему сознанию. Привычная округа выглядела иначе, то ли погода играла со зрением, то ли настроение чудило с головой, но знакомая тропа, всегда спокойная и родная, казалась чужой и опасной. Даже овцы, что всегда знали мой голос и без колебаний двигались за ним, странно поднимали головы, будто желая удостовериться в его подлинности.
Поросшие вдоль дорожки сорняки кололи босые ноги, а земля становилась влажной и стылой. Я оглянулся на овец и увидел заросшие комки с прилипшими понизу колючками, глазки пугающе бегали из стороны в сторону, словно потеряли из виду своего Бога, а уши навострились и слегка подёргивались.
Я продолжал движение, несмотря на гнетущее затишье и абсолютную немоту своего стада, пока не вышел на поле, которое совсем не узнал. Его урожай потух и осунулся, тропу занесло высокой сухой травой, а земля была похожа на пепел с песком. И эту увядшую картину завершал осунувшийся и покалеченный ангел, что прижал голову к земле прямо посреди поля.
