— Один,
два, три… — отсчет рефери отдавался
набатом в ушах.
Это
уже третий нокдаун подряд, ребра точно
сломаны, левую руку отсушило. Во рту
неприятный металлический привкус,
дышать тяжело, воздух со свистом врывается
в легкие.
— Четыре,
пять, шесть… — надо вставать.
Проигрывать
нельзя, только не этот бой, ставки на
который могли решить все мои проблемы
и помочь завязать с опасным для здоровья
спортом.
— Семь!
— проклятое время замедлилось, погружая
в зыбучий туман сознания.
Силюсь
подняться, но ничего не выходит. Тело
стонет, не слушается.
— Восемь!
— рывком, через боль, поднимаюсь на
четвереньки.
Еще
немного, и у меня получится. Сумею! Хватит
сил!
Я
смогла, да! Картинка перед глазами
плывет. Беснующиеся за металлической
сеткой зрители слились в сплошное серое
пятно. Соленый пот заливает глаза, но
соперницу я вижу так четко, будто кто-то
увеличил резкость картинки. Темные
волосы ежиком топорщатся из-под бамперного
шлема. В лицевой прорези виден переломанный
в двух местах нос и уверенный взгляд
победительницы. Буквально кожей чувствую
движение справа и ставлю блок.
Но
это обманный ход. Среагировать на прямой
удар в солнечное сплетение уже не
успеваю.
Дух
вышибло одним махом. Накрыла секундная
дезориентация, когда нет сил вдохнуть
или выдохнуть. Противнице только того
и надо, добивающий хук в лицо выключил
сознание.
Нокаут!
Тяжело
приходить в себя после боя, когда каждая
клеточка тела ощущается через боль.
Малейшее движение как удар хлыстом по
открытой ране, а ты даже закричать не
можешь, потому что это принесет новую
порцию страданий. Сотрясение, синяки,
ссадины, трещины в костях — чего только
не бывало за мою недолгую карьеру бойца
подпольных боев. Поражения случались,
но вчистую проигрывала впервые.
Против
Адской Берты еще ни одна соперница не
устояла. Это не женщина, а машина смерти
какая-то! Крепко же она меня приложила,
раз собственное тело ощущалось каким-то
чужим. Давило что-то к полу, не позволяло
подняться. Попробовать что ли пошевелиться?
Слегка
напрягла мышцы, пытаясь понять, есть ли
переломы. К какому доктору в первую
очередь бежать? И где уже местный Айболит?
Пусть хотя бы вколет обезболивающее!
По
ощущениям ничего не сломано, только в
грудной клетке разлилась тупая боль.
Точно, ребра! Вероятно, мне наложили
повязку? Но почему так темно?
Приоткрыла
глаза, силясь хоть что-нибудь рассмотреть.
К моему большому удивлению царившая
вокруг темнота вдруг посерела, и я
отчетливо различила очертания предметов
и силуэты.
— Где
я? — вырвалось жалобным хрипом. Или даже
сиплым мяуканьем, так мой Барсик,
наоравшись на мартовских гулянках,
домой просился. — Эй, кто-нибудь? Помогите!
— Хрр-мяу-хрр-хрр,
— раздалось вместо привычного голоса.
Вот
тут мне по-настоящему стало страшно! Я
заполошно заметалась, пытаясь вырваться,
убежать, не зная, куда и зачем. Просто
хотелось каких-то действий, а не
беспомощных стенаний. Вот только с
каждым мгновением ко мне возвращалась
чувствительность, и я понимала, тело не
мое. Оно даже не человеческое! От слова
совсем! Четыре лапы, немаленькое туловище
и… хвост?
Хвост!
У меня? Кто я теперь? Что произошло?
Неужели умерла? Или… это галлюцинация?
Точно! Меня накачали обезболивающим,
вот и начались глюки. Эта костоломша
живого места на мне не оставила. Господи,
только бы не парализовало! Заработала
бабла, называется, — из горла вырвался
жалобный скулеж.
Не
понятно, может ли животное, каким я себя
ощущала, плакать? Да и, как это, вообще,
быть животным? Лучше бы кошкой, конечно,
они хотя бы красивые и живут рядом с
людьми. Лежат себе целый день на диване,
гуляют, где вздумается. А еще говорят,
у них девять жизней. Проверять нет
никакого желания. Но мне кажется, я очень
большая мохнатая кошка с длиннющим
хвостом.
Вот
черт! — стоило подумать о хвосте, как
он возник перед лицом, раскачиваясь из
стороны в сторону. Этот глюк ловила с
особым интересом. Никогда вживую не
видела скорпионов, только по телеку —
гадость членистоногая. А тут сама
обзавелась жутким украшением. Вместо
пушистой кисточки — раздвоенное жало
с костяными наконечниками.
Мамочки!
Как страшно! — эта штука подчинялась
моим мысленным приказам и шевелилась,
поблескивая капельками яда на острие.
Заскулила, случайно коснувшись
перевязанной лапы. — Больно! — через
намотанные тряпки сочилась неестественно
темная кровь.
Пить
очень хотелось, но я не решилась
прикоснуться к миске с водой. Не было
желания настолько погружаться в жизнь
животного.
Замотала
головой, чтобы сбросить наваждение,
зажмурилась, готовясь к тому, что увижу
унылые стены больничной палаты, но увы…
Услышала
голос:
— И
зачем ты ее притащил? — неприятный
такой, женский, с грубой хрипотцой.
Почувствовала,
как шевельнулись мои уши, реагируя на
звук. Свела глаза в кучу и увидела кончик
широкого носа.
— Это
же наала! — раздался в ответ мужской
баритон, и ухо неимоверно сильно
зачесалось.
Надеюсь,
не блохи! Задняя лапа задрыгалась в
попытке дотянуться до головы и унять
когтями зуд, но ломающая кости боль не
позволила совершить резкое движение.
