Календарь. На хороший год
О книге
Наш календарь не считает дни, не отмечает красные даты. Для лирического героя весь этот условный год – как одно большое событие, грандиозное и всё же глубоко личное. В этом ярком калейдоскопе только месяцы привычно сменяют друг друга. Наш календарь принадлежит времени приятных пожеланий и доброй памяти. По законам природы он готов повторяться вновь и вновь.(Все фотографии из этой книги сделаны автором)
Автор
Читать Календарь. На хороший год онлайн беплатно
Шрифт
Интервал
© Василий Рожков, 2024
ISBN 978-5-0062-9663-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Слышишь этот звон – диги-дон …»
Слышишь этот звон – диги-дон —
У зимы на самом краю?
Словно Китеж-град подо льдом
Собирает паству свою.
Из-под белых снежных полей,
Из-под серых матовых снов
Лей свои созвучия, лей,
Вечный, не смолкающий зов.
Будет каждый слышащий рад
Находить в той музыке дом.
Не спеши, таинственный град,
Все к тебе однажды придём.
И тогда порвётся струна,
И зима польётся за край.
А пока – старайся, страна,
Веселись, пляши да играй.
Погляди на треснувший лёд,
Разбуди свой образ живой.
Ты такой же Китеж, как тот,
Только с небом над головой.
Великаны
Безбрежные экраны
Сомкнулись белой сферой,
Всю землю перекрасили в луну.
И только великаны
Под кожей тёмно-серой
Дремотой восполняют белизну.
Их каменные дредды,
Холодные косицы
Застыли вдоль проторенных дорог.
Но дремлющие деды
Не устают коситься
На слабое движенье наших ног.
Отмеряна семижды
Моя дорога в снеге,
И вот я режу, режу белый лист.
А великаны – ишь ты! —
Из креогенной неги
Размыслить над поделкой собрались.
Убивший брата Каин
Издревле неприкаян
И на луну был тенью помещён.
А нашей белой сфере
Не свойственны потери
И стынет жар пришедшего с мечом.
Он станет великаном,
Безумным растаманом,
Глядящим на прохожих сверху вниз.
Там кипы наших рож, лиц
И скрипы наших ножниц
Торят, торят дороги без границ.
Зимы хватит всем
Деревья и фонари
Как будто пускаются в пляс,
Но их кадриль так степенна,
И мех белых шапок не бьётся оземь.
Посмотри, посмотри!
Ведь это прямо сейчас
Сказка выходит из плена,
Куда угораздило в позднюю осень.
Забыв про пароли и коды,
Про жжёным пахнущую резину,
Дорогу и бездорожье спутав
(Всё лучше, чем наблюдать с балкончика),
Адепты конькового хода
Вывизгивают издали: «зззиму, зззиму!»
И обгоняют нас, снегоступов.
Зимы хватит всем, покуда не кончится.
«Холодно…»
Холодно.
Развешано белое полотно
Снежного савана.
Дрожит брусчатый пол от ног
До основания самого.
Идёт народ по городу,
И город терпит
Эту спустившуюся с гор орду,
Заполонившую степи.
Метель
Играет комьями тел,
Бросает листовки хлопьями.
Ветер-благодетель влетел
И над спинами холопьими
Нагайкой поигрывает и хлещет,
Загоняет в палаты,
Полые пятна проплешин
Одевает в белые маскхалаты.
Хрустят под ногами сосулек гильзы
И в водосточных трубах где-то
Эхо левитановского трагизма
Зачитывает рефрены декрета:
«Снег – за шиворот!
По лицам – снег!
Снега – по самые щиколотки!
Не взыщи, народ,
Но тебе вовек
Не снять заколдованные колодки!
Будет поровну вас со снегом.
Позабудь, дружок, пруд с акацией.
Нынче шаг в сторону сочтётся побегом,
На месте прыжок – провокацией.
Вот такой налог
Установлен мной
На каждую рожу индевеющую.
До костей продрог —
Не скули, не ной,
А не то заморожу посильнее ещё!»
А народ, хоть бы хны,
Как об стену горох,
Заполняет собою улицу.
Для его страны
И мороз не плох,
И ветра пусть бьют по всему лицу.
Он захватчиков
Да налётчиков
Повидал, словно в пене вал,
Да на рачью кровь
Свою волчью кровь
Не продал, не обменивал.
Только кутался в шубы колкие
Да бурчал всё втихаря,
Да умению бить двустволками
Обучался на глухарях.
Так ему ли с мороза алчного
Не гулять, не петь?
Так ему ли порядка палочного
Рукоять терпеть?
У него такой развесёлый дух —
Зашатаешься.
Он рукой одной как завалит двух —
Не утаишься.
Сколько бить-коптить заливным ветрам,
Сколько вьюге ещё яриться —
Скоро солнцу всходить, да по всем дворам
Заиграет ключом водица.
Как остынут горе-диктаторы,
Свой просчёт поймут,
Так и снимут они, проклятые,
Холодов хомут.
Как ходили люди по городу,
Так и будут впредь
На природу родную гордую
Свысока смотреть,
Будут брызгать по лужам ботами,
Вдрызг разбитыми,
Будут небо коптить заботами
Незабытыми.
«Февраль, оправив тельника рукав…»
Февраль, оправив тельника рукав,
Открыв бутыль и старые консервы,
По риску льёт, почти не расплескав,
И исцеляет скомканные нервы.
Потом сидит, задумчиво жуя
И с бородёнки отрясая капли.
– Вот вроде я, а вроде и не я.
Перегорел ли, сдулся ли, ослаб ли?
Где молодость спортивная моя
С боксёрским тренированным ударом?
Теперь вся жизнь – почётная ничья.
Ничья она, не нужная задаром.
Ведь был сорокаградусный мороз
Во взгляде и в дыхании глубоком!
Теперь я просто тепл и нетверёз,
Держу сорокаградусник под боком.
Сосед-январь, ты держишься ещё,
На турничках трапецию качаешь?
Под окнами уже весна течёт,
Счастливец, ты её не замечаешь.
Объяли эти воды душу мне…
Ворчал февраль, бутыль опорожняя
И видя в воспаленном полусне
Последнюю грозу в начале мая.
Слово и дело
И закипело —
по трубам горящим кровь,
Радуга луж да мякина дурных голов.
Что вам за дело, кто автор этих слов —
Мальчик иль муж?
Слышишь, звенит «дин-дин!»
Детство играет туш в глубине плотин.
Поздно менять винил и титан пластин —
Их не унять.
Лёгкие как балласт
Сбросить хотят мороженый зимний наст.
Тронулся лёд, и безумием входит в нас
Первый полёт.
Межсезоний края остры.
Холодны звёзды, но солнце палит костры.
Ты на снегу след оставил, а он простыл.
Слышится гул —
из фаты веселящий газ.
Шафер небесный пылает огнями глаз.
Сколько ни бейся, уже не изменишь галс,
Розовый крейсер.
Начиная рассветный тур,
Злобную плесень всю повыдует трубадур,
Вскроются фрески старых добрых твоих культур.
Вам будет интересно
