Казалось, что подъем никогда не закончится. Я то и дело поднимала взгляд вверх и оценивала, сколько еще до вершины. Я устала от этого тусклого мира и спешила выбраться прочь, благо оставалось совсем немного; я уже различала детали двери: серое покрытие, алмазную ручку. Дверь была вонзена в грунт на вершине холма, и до нее было еще двадцать… двадцать пять шагов?
– Скорее двадцать пять, – сказала Фая бестелесным голосом. – Ты посмотри, как красиво.
Я оглянулась. С вершины открывался панорамный вид на мир: отстраненные скалы Минарелей, напоминающие потемневшую от задумчивости фольгу, периодически мерцающую бирюзовыми вспышками обитателей. Двадцать пять шагов. Двадцать четыре. Двадцать три.
– Постой! – раздался густой голос за спиной.
– Кто это? – я вздрогнула и обернулась.
Передо мной на кривом, будто наспех нарисованном коне с высоченными паучьими ногами восседал старик. Худощавый, завернутый в ниспадающий кусок материи неопределенного цвета.
– Прошу простить мою бестактность, – сказал он и сделал плавный жест рукой.
– x~~~>>! – выразилась я, заодно проверяя, понимает ли он грани.
– <>, – кивнул он в ответ и отплыл немного назад. Оказалось, что конь не стоял, а парил в воздухе на незаметной высоте.
– Меня зовут Путник, – сказал он.
– Не обозначена, – представилась я.
– Прошу прощения, – поклонился он. – Ни в коем случае не хотел вас испугать.
– Ничего, – сказала я.
Обращаясь ко мне, Путник смотрел куда-то вдаль:
– Хоть мне и не рассмотреть вашу, без сомнения, прекрасную форму, мне видно, что вас двое и что идете вы в неверном направлении. Не будь так, я бы ни за что не потревожил вас, но любовь к порядку просто не позволяет мне пройти мимо подобного недоразумения.
– О чем это вы? – спросила я.
– Видите ли, я слеп. Возможность смотреть мешала мне видеть, так что я отказался от зрения давным-давно. У этого, конечно, есть свои неудобства, но они ничто по сравнению с преимуществами. – Он провел перед глазами своей по-детски растопыренной ладонью и улыбнулся. – Вы, верно, полагаете, что эта дверь – выход наружу, что, конечно, очень логично, но, как зачастую бывает с логичностями, неверно. На самом деле это переход на Негатив Минарелей – своего рода обратную сторону мира, предназначенную для вечного хранения. Кроме того, что там нечем дышать от скоплений древностей, я вижу, что оттуда еще и нельзя выбраться. Не самое подходящее для вас место. Идущему не место там, откуда нельзя уйти, так ведь? Я знаю, где находится выход, но прежде чем направить вас туда, молю, не откажите мне в любезности, небольшой разговор – все что мне нужно. Вот уже с десяток миров не встречал я никого, способного поддержать беседу.
Конь шумно выдохнул, будто ставя точку. Я покосилась на дверь. Она, конечно, никуда не денется. К тому же старик был определенно интересен.
– Отчего нет? Беседа не повредит, – согласилась я, невольно подражая его манере выражаться.
Путник улыбнулся и воздел ладонь к небу. Из нее вырвалась спица и раскрылась широким зонтиком, образуя вокруг нас беседку. Старик спешился, и конь тут же стал почти невидимым. Затем он шевельнул мыслями, и из земли сплелись два кресла и столик. Я села и осторожно откинулась на спинку. На внутренней стороне купола беседки морфились причудливые орнаменты, создавая атмосферу уютной карусели.
– Хорошо, да? – сказал он, ощупывая кресло руками, прежде чем расположиться. – Не припомню, когда последний раз разворачивал эту выдумку.
– Мне нравится, – сказала я.
– Видите эти узоры? Они из необозначенного места. В каком-то смысле этот орнамент оно и есть.
– Как это?
Путник сделал жест рукой.
– В этих узорах заключена история мира, в котором, кроме истории, больше ничего нет. Он завершен. Так решили обитатели. Они настолько увлеклись прошлым, что в итоге полностью потеряли интерес ко всему новому. То, что ты видишь, – великий труд лучших художников, запечатлевших все когда-либо произошедшее в том мире в мельчайших деталях. Картина была признана абсолютом, к которому ничего нельзя добавить, не испортив, и было принято решение отказаться от любого рода деятельности. Мне довелось быть свидетелем этой остановки. Эмоциональный фон выдался просто невероятный. Вообразите себе миллионы созданий, осознанно избирающих смерть в пользу одного-единственного творения. Естественно, я запомнил его с собой. До сих пор чувствуется исходящий оттуда импульс. Выглядит, должно быть, восхитительно.
– Да, – сказала я, взглянув на орнамент по-новому. Его любопытная замысловатость казалась теперь исполненной фатальным величием.
– Это интересно, – нарушил возникшую паузу Путник. – Вас двое, но выглядишь только ты одна. Я, конечно, не знаю, как именно, но могу предположить. Позволишь?
– Пожалуйста, – кивнула я, примиряясь с тем фактом, что говоря «Вы», всадник не галантничал, а подразумевал присутствие Фаи.
– Ты выглядишь как девочка в темно-синем платье и туфельках. У тебя длинные черные волосы и большие глаза… карие?
– Синие, – сказала я и задумалась о значении слова «слепота».
