Я рывком поднялся с постели. Накинул плащ и вышел на палубу. К вечеру ветер усилился и мачты стонали от ураганных порывов. Корабль кренило из стороны в сторону. Женщины сбились в кучу на тюфяках и спали. Перед этим все вымылись в чанах, которые матросы таскали один за другим и пытались подсматривать за девками, когда те раздевались. Вдоль палубы протянули бечёвку и завесили парусиной.
Конвоиры совсем потеряли бдительность: один отсутствовал, а другой звонко храпел на своем стуле, сжимая в руках пустую бутыль. Несмотря на масляные фонари ничего невозможно было разглядеть в полумраке. И тем более ЕЕ среди спящих женщин.
Вдруг на моё плечо легла чья- то рука. Я резко обернулся, успев при этом вытащить из ножен шпагу. Скрежет металла вспорол тишину. Но я тут же вернул оружие обратно в ножны и тихо выругался. На ловца и зверь бежит или на зверя добыча.
- Испугались? – её голос оказался очень мягким, певучим, а когда она засмеялась я нахмурился, - А говорят, что моряки самые смелые люди на земле.
Я схватил девчонку за руку чуть повыше локтя. И от этого прикосновения шибануло как штыком под ребра. Я сжал пальцы сильнее:
- Что ты здесь делаешь, а? Вас, что на ночь не сковывают?
Девушка снова усмехнулась, сунула руку в карман тулупа и, достав оттуда ключ, покрутила им у самого носа. Я быстрым движением отобрал его у нее и тряхнул девчонку за плечи, так что платок на затылок сбился и несколько золотых кудрей на лоб упали.
- Совсем, девка, ополоумела. Тебя за эту выходку…
- Пороть станете? Или сквозь строй пропустите?
А сама в глаза мне смотрит и кончиком языка по губам водит, а меня то в жар, то в холод швыряет и дышать становится трудно.
- Три шкуры спущу и за борт.
- Не спустите, - глаза ресницами прикрыла, а потом снова на графа подняла.
- С чего бы это?
- Вы Ивану бить меня не позволили…а сами сможете?
Я криво усмехнулся, а девочка умеет манипулировать и играть во взрослые игры. Сколько же лет ей, что умная такая? На вид не больше семнадцати, а в глазах ни капли наивности, словно за жизнь свою короткую немало мерзостей повидала, а может и сама творила.
- За воровство не бить положено, а пальцы или руку рубить. Как свои уберегла расскажешь?
Снова чувствую, как меня утягивает в эти синие омуты и губы у нее полные, сочные. На секунду свело скулы от желания попробовать их на вкус. Не отталкивали ни старый тулуп, ни грязный платок на голове. Мне хотелось его содрать и снова увидеть ее волосы. Заметил на скуле синяк и невольно тронул пальцем, а девчонка дернула головой.
- Бил тебя снова?
- Нас всегда бьют. За любую провинность.
- Что на этот раз?
Она отвернулась, а я повернул ее лицо за подбородок.
- Сопротивлялась слишком яростно, рожу ему расцарапала вот и двинул кулаком, чтоб не дергалась. Да ваши помешали ему, палубу обходили, а потом играть позвали. Вернулся пьяный и захрапел.
Я почувствовал, как от ярости перехватило горло. Сукин сын! Завтра башку ему оторву!
- И часто так сопротивляться приходится?
- Часто.
- Может часто напрашиваешься, м? Или воруешь?
Она слегка побледнела и дернулась назад, но я удержал.
– Не воровка я, а вас поблагодарить хотела. За то, что вы сделали для меня сегодня. Вы благородный и добрый человек. Спасибо вам!
Она вырваться хотела, но я сжал ее плечи сильнее, притягивая к себе.
- Не воровка, говоришь? А ключи где взяла?
- Так я их вернула вам. Больно мне, сударь, синяки оставите.
Посмотрела на мои пальцы, сжимающие её плечо, и они непроизвольно разжались, оттолкнул от себя и руки снова за спину завел.
- Ступай давай к своим и не шатайся ночью по палубе. Матросы народ шальной женщин несколько месяцев не видали.
- А вы?
- Что я?
- Давно женщин не видали?
И опять взгляд этот от которого в голове гудеть начинает.
- Вон пошла!
- А как же кандалы? – спросила дерзко и вздернула подбородок.
- Так куда ты с судна денешься? Разве что за борт сама прыгнешь.
Смотрел как она идет в темноту, туда, где под парусиной масляный фонарь раскачивается от ветра. На ходу платок стянула, в тулуп кутается. Маленькая, хрупкая. Вспомнил, как конвоир сказал, что за дерзость пайки лишит и сам не понял, как окликнул её по имени:
– Катерина!
Она быстро обернулась. Глаза широко распахнула, видимо удивленная, что имя её запомнил.
– Есть хочешь?
Стоит, сомневается, руки в карманы засунула, назад оглядывается и снова на меня смотрит.
- Боишься меня?
Улыбнулась улыбкой своей ведьминской, голову к плечу склонила, словно раздумывает.
- Нет, вас, сударь, не боюсь.
«Напрасно не боишься, дуреха. Ох напрасно. В волчье логово добровольно идешь»
- Пошли накормлю!
***
Я, не отрываясь, смотрел как она без стеснения и жеманства поглощает вареную картошку с солониной и ржаным хлебом - невиданная роскошь на военном судне. Половину ломтя девушка сунула в карман дранного тулупа. Товаркам отнесет или себе припасла?
- Мммм, как же вкусно! Сто лет не ела ничего подобного!
Я следил за ней взглядом, чувствуя, как внутри поднимается волна совсем другого голода. Противоестественная тяга к недостойному существу, жалкой оборванке бесправной и ничтожной. А держится словно и правда голубых кровей. Невольно любовался ее волосами, заплетенными в толстую косу. Захотелось потрогать их пальцами, ощутить вес ладонью, а потом намотать на запястье и дернуть ее к себе, чтоб запрокинула голову и смотрела своими синими глазами на меня. Подвину к ней нарезанное дольками яблоко и салфетку. Как ловко управляется со столовыми приборами и запястья хрупкие, а пальцы длинные и тонкие. Представил себе как эти пальцы играют на клавесине или на арфе. Ей бы подошло.
