Тёплые лучи раннего майского солнца невидимым дождём стекали по налившимся зеленью листьям старого, ветвистого тополя. Давным-давно, когда этот тополь был ещё небольшим, свежим деревцом, настойчиво пробивающим себе путь к живительному теплу солнца, он одиноко рос на окраине небольшого провинциального городка средней полосы Америки. Но шли годы, город, как и тополь, разрастался, и вскоре произошло неизбежное столкновение творения природы с творениями рук человеческих. Обычно, в таких ситуациях, природа всегда выступает проигравшей стороной, но в этот раз, по воле архитектора, чьё имя было слишком малозначительным, для того чтобы о нём остался след в истории, этому тополю была уготована иная судьба. Так вокруг довольно типичного представителя местной флоры возникло довольно типичное строение придорожного мотеля.
По первоначальной задумке архитектора, дереву было отведена роль украшения, лишь декоративного элемента, которое придавало бы мотелю хоть какое-то отличие от огромного множества других подобных ему заведений. Формально эта роль со временем не изменилась, но каждый, кто волею судьбы оказывался во дворе этого мотеля, неосознанно понимал, что этот тополь являлся чем-то большим, чем просто элементом декора. Он был центром, магнитным полюсом жизни всего заведения.
Это прекрасно осознавал и нынешний владелец, а по совместительству и администратор заведения – мистер Дэйв Рейнхард. Вот и сейчас, выйдя из маленького помещения на первом этаже здания, которое служило своего рода хозяйственной комнатой, и, окинув взглядом это, величественное, окутанное лучами утреннего солнца, дерево он невольно стал вспоминать большую часть из своих вот уже семидесяти прожитых лет, которые, так или иначе, были связанны с этим местом. Толи из-за этих согревающих воспоминаний, толи из-за теплоты майского утра, но на морщинистом чёрном лице мистера Рейнхарда заиграла добродушная улыбка. Это был тот тип улыбки, который можно увидеть лишь на беззаботных, ещё неискажённых тяготами и превратностями жизни, лицах детей или лицах стариков, для которых все невзгоды уже были позади. Неподвижно простояв несколько минут, мистер Рейнхард ещё раз глубоко втянул в себя сладкий, наполненный приятными запахами весны, воздух и окинул взглядом свои «владения».
«Владения» эти были довольно скромны и состояли лишь из самого здания мотеля, выполненного в виде незавершенного квадрата и довольно обширного внутреннего дворика, в центре которого и располагался тополь, с разбитой вокруг него клумбой. Три стороны здания занимали квартиры и комнаты, сдаваемые в аренду постояльцам, и имели высоту в два этажа. Оставшаяся же четвёртая сторона была одноэтажна и состояла из офиса администратора, хозяйственных помещений и комнаты которую занимал сам мистер Рейнхард.
Проинспектировав пристальным взглядом, местами потрёпанную крышу, матово-серые стены здания, клумбу, засаженную цветами самых разных цветов и оттенков, кое-где потрескавшийся бетон внутреннего дворика и оставшись в целом довольным состоянием своих «владений» мистер Рейнхард всё же почувствовал, как на его сердце нахлынула волна лёгкой тоски. Тоски по тем временам, когда крыша мотеля была ещё целой, краска стен не казалась такой побледневшей, в бетоне не было не единой трещинки, а он сам был значительно моложе. В те далёкие, счастливые времена, зачастую в мотеле даже не было свободных номеров и потому ему частенько приходилось, со свойственной ему добродушной улыбкой, любезно объяснять неудачливым проезжим, в каких ещё местах они могли бы найти место для ночлега и отдыха. Но это были воспоминания из времён, когда мотель располагался таким образом, что был одним из первых зданий города, которые попадалось на пути желающему передохнуть путнику. Но город продолжал неотвратимо расти и странников, доходящих до мотеля мистера Рейнхарда, становилось всё меньше и меньше. В конце концов, чтобы не допустить банкротства ему пришлось сменить профиль заведения и начать сдавать комнаты на более долгие сроки. Но и это решение не стало тем спасительным кругом, на которое он рассчитывал. Вот и сейчас из двенадцати квартир были заняты лишь четыре.
Слегка встряхнув плечами, словно пытаясь сбросить с себя этот невидимый груз проблем, и решив, что не стоит портить столь прекрасно начавшийся день дурными мыслями, мистер Рейнхард взял в руки стоявшее рядом с его ногами ведёрко с садовыми инструментами и направился к клумбе. Подойдя к ней, он аккуратно поставил ведёрко на землю и, достав из него небольшой ручной культиватор, принялся тщательно разрыхлять землю вокруг цветов. Острые, заточенные зубцы культиватора раз за разом впивались в почву и, вырывая небольшие комья, насыщали её более глубокие слои кислородом, который жизненно необходим для роста цветов и растений.
В это самое время, в угловой квартире под номером «9», располагавшейся на втором этаже здания, молодая, симпатичная женщина невысокого роста, с аккуратно уложенными золотистыми волосами, одетая в короткую чёрную юбку и такого же цвета блузку с накинутым поверх неё передником, стояла у плиты и готовила. Женщину эту звали Лилиан Томпсон. Буквально в шаге от неё, за небольшим обеденным столом, нервно накручивая пальцем, кончики таких же золотистых волос, ожидала свой завтрак её двенадцатилетняя дочь – Клара. Строгая светло-серая школьная форма и туго набитый портфель, стоящий рядом с ножками стула, указывали на то, что она уже была готова к выходу в школу. Но сначала нужно было позавтракать. Именно приготовлением завтрака для своей дочери и была занята в эту секунду миссис Томпсон. Со стороны эта картина, заботливой матери и послушной дочери, могла показаться идеальным утром молодой семьи. Но это впечатление было обманчивым. Достаточно было всего лишь заглянуть в печально-покорные глаза Клары и обратить внимание на острые, резкие движения миссис Томпсон, как становилось очевидными, что между ними висит тяжёлое, молчаливое напряжение. Так же бросалось в глаза и то, что и мать, и дочь, старались избегать взгляда друг друга. В такой молчаливой, напряжённой обстановке они и провели всё то время, пока миссис Томпсон, ловко орудуя кухонной лопаткой, перемешивала омлет не давая ему подгореть на шипящей сковородке.
