По мерзлой декабрьской дороге, ведущей в город Мэргород, двигались два путника. Идти было трудно. Дул встречный ветер, метель колола лица и руки, пробирала до костей. Но молодые люди – и одеты были не по-зимнему, и не ели со вчерашнего утра. Так что мысль о возможном ужине и тёплой постели неутомимо гнала их вперёд. Звали их Антон и Снегирь.
– Долго ещё?!.. – повернулся к товарищу Антон, с трудом пытаясь перекричать ветер.
– Скоро!.. – махнул рукой Снегирь. – Полчаса, не больше!.. Видишь во-он ту сосну?!.. – На пригорке недалеко от дороги стояла разбитая молнией кривая сосна. – Это верный знак, что город близко!..
– Руки закоченели!.. – посетовал Антон.
– Потерпи!.. – успокоил его Снегирь. – Когда я в прошлом году пролетал над городской площадью!..
Тут его странные слова заглушил новый порыв ветра, юноша посильнее затянул шарф и замолчал…
Над городом стоял Поздний Вечер. Казалось, он небрежно облокотился на крыши домов, попыхивая печными трубами и пуская дым под облака.
Метель утихла, разбросав лиловый искрящийся снег на дома, деревья и тротуары.
Мчались богатые экипажи, дребезжали пролётки. Прохожие, кутаясь в пальто и шубы, спешили к домашнему очагу, и никому не было дела до двоих путников, оказавшихся волею судьбы в их городе.
На башне Ратуши, в центре циферблата, поблескивала дата уходящего дня: 28 декабря.
А в центре площади стояла нарядная высоченная ёлка с диковинными игрушками и цветными фонарями.
Неподалёку от Ратуши высилось старинное здание, на котором огненными буквами было написано:
ГОСТИНИЦА «ВОТ БОГ, А ВОТ ПОРОГ!»
Вход охраняли два мраморных льва, с выпученными от бессонницы глазами.
Снегирь постучал в дверь медным кольцом.
За стеклом отодвинулась тяжёлая портьера, и за ней появился заспанный Гостинщик с услужливой улыбкой. Однако, разглядев гостей, он погрозил им кулаком и скрылся.
– Эй! – сильней задёргал кольцо Антон. – Мы хотим переночевать!
– И поужинать! – добавил Снегирь.
Прямо над входом с треском растворилось окно, и наружу высунулась всклокоченная голова Гостинщика:
– Подите прочь! Или я позову стражу! Моя гостиница не для бродяг!
– Мы не бродяги, сударь! – с достоинством ответил Снегирь. – Мы – музыканты! Разве не видно?
Но прежде, чем он успел закончить фразу, окно громко захлопнулось.
– О, гостеприимство! – прорычал в бессилии Антон и пнул ногой дверь.
Подмётка сапога сразу же отлетела в сугроб. Пришлось её разыскивать в снегу. Снегирь расхохотался, да так громко, что мраморные львы, казалось, недовольно скосили на него безжизненные глаза.
– Ничего смешного! – угрюмо сказал Антон, возившийся с подмёткой, привязывая её обрывком верёвки к сапогу. – Что будем делать?
– Выступать! – внезапно предложил Снегирь. – Прямо здесь! Ты погляди, какая сцена! Какие кулисы! – показал он на крыльцо со львами.
– Что?! – взвился Антон. – Прямо здесь?! Играть перед невежей?!
– И – немедленно! – твёрдо повторил товарищ.
– Ну, уж нет! – обиженно ответил скрипач. – Да и как играть? Пальцы заледенели…
– Доставай скрипку, – всерьёз промолвил Снегирь.
Антон тяжело вздохнул и принялся сгибать и разгибать одеревенелые от холода пальцы, согревая их своим дыханьем. Затем расстегнул плащ и потянулся к скрипичному футляру, висевшему на плече под плащом.
– Не мешкай, – поторопил его товарищ, пританцовывая на морозе. – Чего копошишься?
– Её… нет!.. – сдавленным голосом вскрикнул Антон, раскрыв старый футляр. В его глазах сверкнули слёзы. В футляре лежало сырое берёзовое полено.
– Вот беда-то!.. – огорчился Снегирь. – Я догадываюсь, чья эта работа! Хозяин дорожного трактира! Он забрал её, вместо платы за приют, когда мы прикорнули на часок.
– Да весь его трактир не стоил и одного скрипичного колка! – воскликнул потрясённый скрипач. – Что же делать?!..
Он закрыл лицо руками и присел на занесённую снегом ступеньку.
В домах гасли окна, прохожие и экипажи мелькали всё реже и реже. Вновь закружилась позёмка.
– Ну-ну, – обнял загоревавшего Антона Снегирь. – Не отчаивайся!
Эх, умей он сейчас летать – слетал бы к трактирщику да вернул бы другу скрипку!..
– Эй, Антон! Спишь, что ли?..
Скрипач спал, уронив голову на плечо.
– Ах, несчастные мы с тобой, разнесчастные!.. – сокрушённо прошептал Снегирь. Затем замолчал и тоже прикрыл глаза…
…И почудилась ему, а может, и приснилась – земля с высоты птичьего полёта, чистые небеса… Послышались свист ветра и утренняя песня, которую он пел, когда был птицей…
