1
Князья Ясногорские давали званый ужин в своем двухэтажном особняке на берегу Невы.
Несмотря на военное время, стол был уставлен яствами. Гостей было немного.
– Солдаты государыню ненавидят, – говорил поручик Владимир Мирославлев, молодой человек с правильными, благородными чертами лица. Правая рука его висела на привязи. – Называют немецкой шпионкой.
– Эх! – вздохнул барон фон Ауэ. На нем был полковничий мундир. Барон командовал одной из частей петроградского гарнизона. – Не могут простить государыне ее немецкое происхождение. – Голос у него был скрипучий. – А она в это время ухаживает в госпитале за ранеными. Ассистирует при операциях. Все обязанности сестры милосердия выполняет, ничем не гнушается. Как и старшие дочери Татьяна и Ольга. А ее сестра великая княгиня Елизавета Федоровна о раненых в своей обители в Москве печется. Ночи у их коек сидит. Она всем старается делать добро. И раненым военнопленным помогает. За это ее обвиняют в пособничестве врагу! – Он желчно рассмеялся.
– Елизавета Федоровна – святая женщина! – вступил в разговор князь Ясногорский, величественный старик. – Когда ее супруга, великого князя Сергея Александровича, убил революционер, она посетила убийцу в тюрьме. И просила государя его помиловать!
– В нашем полку есть сестры милосердия знатного происхождения, – сказал Мирославлев.
Анастасия Ясногорская, красивая девушка с большими темными глазами и густыми темными волосами, бросила выразительный взгляд на свою мать, как бы предлагая прислушаться к этим словам.
– Слышал я, на фронте от них скорее вред, чем польза, – заговорил профессор Вязмитинов. Глаза его за стеклами пенсне смотрели умно и проницательно. – Они там больше думают о светских развлечениях, чем о больных.
– Да, есть и такие. А есть настоящие героини! – Мирославлев заговорил с вдохновением, глаза его засверкали. Он был очень красив в эту минуту. – Татьяна Щелкалова, например. Юная, красивая. Кажется хрупкой, изнеженной. А вытащила с поля боя штабс-капитана и двух рядовых! Хотя сестры милосердия не обязаны это делать. Даже не должны. А как она за ранеными ухаживает, с какой заботой! Все ее обожают, и офицеры, и солдаты. Считают ангелом-хранителем.
– Вот видишь, мама! – воскликнула Настя.
– Нет, моя милая, нет! – ответила та.
Княгиня Мария Ясногорская была такой же величественной, как и свекор. Говорила и глядела властно.
И муж ее князь Кирилл Аркадьевич, полковник, и сын Олег воевали с самого начала войны. Мирославлев был фронтовым другом Олега. После ранения он получил отпуск, и Олег попросил его заехать в Петроград к родным.
– И, наверное, все в вашем полку в нее влюбились! – сказала восьмилетняя княжна Полина, весело глядя на Мирославлева. Она поразительно походила на Анастасию. – А она неприступна!
Кого-то рассмешили рассуждения маленькой девочки. Княгиня строго на нее посмотрела.
– Именно так, – ответил поручик.
Настя с укором взглянула на Марию Евгеньевну, с укором сказала:
– Но почему нет, мама? Чем же я хуже?
– Ты лучше, внучка! – вмешался старый князь. – Душа у тебя возвышенная, поэтическая. Не место тебе на фронте! Я на трех войнах воевал. Знаю.
– И убить тебя там могут! Ни за что я тебе не отпущу! – добавила княгиня.
За столом прислуживала Марфа, девушка с длинной русой косой и милым, простодушным лицом. Поставив с подноса на стол очередные блюда, она наклонилась к княжне Марине и что-то прошептала. Та на миг застыла. Потом встала.
– Я на минуту вас оставлю. – И вышла.
Она была старшей из трех сестер. Ей уже исполнилось девятнадцать, на год больше, чем Насте. В красоте они друг другу не уступали. В семье Ясногорских принято было считать, что Марина более умная, а Анастасия более пылкая.
Когда Марфа ушла на кухню за новыми блюдами, Полина с улыбкой сказала Мирославлеву:
– Марфуша с вас глаз не сводит.
Опять раздался смех. Девочка пытливо глядела на поручика, ожидая ответа. Но он молчал.
Вскоре вернулась Марина.
Она выглядела встревоженной. Даже лицо как будто побледнело.
– Что такое, Марина? – спросила княгиня.
– Все хорошо, мама.
Княжна села на свое место.
Теперь Полина с жадным любопытством глядела на старшую сестру. Но вопросов не задавала.
– Что еще можете рассказать о настроениях в армии, молодой человек? – обратился к Мирославлеву профессор.
– Солдаты ропщут. Воевать не хотят. К офицерам относятся враждебно. Иногда ловлю на себе взгляд, полный ненависти. Революционеры ведут скрытую агитацию среди солдат, разлагают их.
– Я в своей части эту заразу искореняю самым решительным образом, – сказал фон Ауэ. – Революционеры – это враги поопаснее немцев. Судя по их действиям, они желают одного: погубить Россию.
– А вы разве не немец? – спросила девочка.
Барон перевел на нее свои выпуклые серые холодные глаза.
– Я русский, княжна. Дед был немцем. Из остзейских баронов. Однако и он, и отец взяли в жены русских. И я не нарушил семейную традицию: женился на твоей тете.
Он с улыбкой взглянул на жену. Баронесса была очень похожа на свою сестру княгиню, только вид у нее был не столько величественным, сколько надменным.
