Услышал, как навязчиво
часы тикают,
и невольно подумал:
сколько еще осталось?
сколько секунд?
наверное,
размерами океана Тихого -
до того, как придет старость.
Может, смерть – тот серьезный мужчина,
что в кафе каждое дождливое утро
тебе кофе варит,
кто знает? ведь труп – не всегда мертвечина,
а следы на губах и запястьях
не так уж старят.
Возможно,
вот он, -
сидит в трамвае напротив,
накинув небрежным движеньем пальто.
Я стал кузнецом, потерявшим свой
Вуттон,
каждый город бесспорно прекрасен, но это не то.
И теперь мне идти некуда, даже назад
возвращаться
нам всем не дано,
со всем, что ты видишь рядом,
сейчас уже надо
прощаться.
Слезы – не слабость,
ведь они говорят об одном -
о том, что внутри есть что-то,
кроме пустоты,
(И пока ты куришь, уходят моменты,
как холодные капли воды),
но ты всё ещё веришь в то,
что все-таки будешь чем-то,
кроме надгробной плиты.
Жить, как в книгах, – просто,
Особенно как в книгах Буковски:
Достаточно пить.
И стараться не носить обноски.
Достаточно курить ежечасно,
Плохо танцевать чарльстон
И писать так же часто…
Хватит того, что живешь в коммуналке,
И забыть про колеса в пользу ног,
Чтоб не так часто вставлять в них палки.
Согласитесь, так каждый бы смог.
Достаточно спрятать чувства,
Глубже – в подкорку саморазрушения,
Чаще творить безумства.
Жизнь – это фильм в высоком разрешении.
Едва ли будет сложно в уродливом
Увидеть букеты цветов,
Быть не слишком угодливым,
Но и не снимать оков.
Солгал.
Вру. Ну, попробуйте сами
Хоть день – словно ребра наружу,
Писать ни о чем, подавляя стихами
Душевную зимнюю стужу.
Жить как в книгах – ад на земле,
как рубашку мне вывернуть чувства,
Светить без плафона в подъездной тьме.
Быть никем – это тоже искусство.
***
За окном бесконечная тьма и холод.
Я впускаю его как друга на чай.
Оставляя сквозняк по досчатому полу,
Он заходит меня навещать.
Приходя с пустоты и снегов,
Пьет вино под тепло батареи.
Из прихожей лишь пару шагов,
И ждёт, пока руки согрею.
Почему в России так холодно?
Почему в сером небе грусть?
Мы запомним, как были молоды,
А если забудем, то пусть.
Всё равно, за рассветом рассвет
Нам приносит морозную боль.
Сядь на старый большой табурет,
Расскажи что-нибудь про любовь.
Чай на кухне и клетчатый плед,
Прямо как в песнях «Кино».
Свежий кофе и дым сигарет.
"Оставайся", и никаких "но".
Я тысячу раз видел море
на тусклых картинах в моем коридоре,
на окнах и стенах уставших домов -
синее море в ветвях проводов.
Не на грязных полотнах музеев,
и не в буквах из старых названий,
не в фасадах потрёпанных зданий,
а там – наравне с небесами,
я видел холодное море.
Я видел своими глазами,
Как на голые камни лицом о бетон
волна выливает свой яростный стон,
и, уйдя на песок, тихо плакать начнет,
зимой забирая свой шепот под лед.
Видел, как злые, могучие валы
сжирают вечерние острые скалы.
Я помню, как ночью в припадке истерик,
море разбило мне лодку о берег,
слышал тот запах соленый, сухой,
что вверх поднимаясь, летел над водой.
Я помню, как плакали вечером чайки,
и солнце водило по пене рукой.
Серое, черное, бурое, синее -
море я видел разным.
В вечерние бури сильные,
море становится красным.
Я видел рассветное спящее море,
где люпины цветут на волнах,
видел цветы из соленого горя,
