Не расстанусь с комсомолом,
Буду вечно молодым!..
Помнишь, как мы верили, что строим светлое будущее, прекрасную страну, нашу страну, новый мир? Нет, ну ты помнишь это?
Мы все были едины. Мы шли к одной цели. Мы верили в светлое будущее нашей страны. Мы строили, а не разрушали. Мы это понимали. Мы шли к одной цели, и мы ее видели. Понимали. И, между прочим, помогали друг другу, строили нашу жизнь, чтобы каждому в ней было удобно и комфортно. И заботились о народе. Потому что только сытый и довольный народ будет хорошо работать. И приносить доход и удовольствие самому себе и всем, кто над ним и под ним.
А помнишь слова: «Студентка, комсомолка, спортсменка, и, наконец, она − просто красавица!»?
И эти красавицы были на каждом шагу, – только руку протяни.
А я был юнцом шестнадцати лет, не целованный даже, а не то, что без какого-либо полового опыта. «Заводящийся» от взгляда на предмет вожделения или даже от одной мысли о женском теле.
И все мы были комсомольцами, потому что поступить в институт учиться или работать и не быть комсомольцем или коммунистом было просто невозможно.
Эта книга – как бы вторая книга или вторая часть о том периоде моей жизни. Первая книга называется «Институт». Когда я ее закончил, то по прошествии времени понял, что не могу расстаться с этим временем, потому что так мало рассказал о нем. И сами по себе стали появляться новые главы. Сначала думал, что просто вставлю их в книгу «Институт», но воспоминаний и написанного стало уже сейчас так много, что я решил сделать из них вторую книгу – «Комсомолец» – о том периоде жизни. Как небольшое продолжение повествования про Гусара. Возможно, что и не последнее продолжение…
Использованы коллажи автора. А также картинки, генерированные нейросетями midjourney, Kandinsky, НейроМэш, Stable Diffusion, GPT Ai NOX и другими.
Обычно я не только очень аккуратно посещал все лекции для абитуриентов, но и очень внимательно их слушал и записывал. Даже сидел всегда на одном и том же месте в аудитории, приходя в зал раньше всех.
Но сегодня я задержался в аудиторию буквально на несколько минут, и мое привычное место было уже занято шумной ватагой молодежи. Спорить с ними мне не захотелось. Я стал подниматься выше. Там нет мест, а там на мой взгляд неблагонадежная аудитория. А эти места мне не нравятся, потому что мне доску не видно, а в глаза светит солнце. Словом, я зашел на самую верхотуру.
Не галерка, конечно, но последний ряд лекционной аудитории очень удобный. Можно поспать, почитать книгу, просто посмотреть по сторонам. Если болтать всё равно нельзя, то поболтать письменно (вариант старинного чата) или играть в «морской бой» или «висельника» всегда можно. Сегодня я не договаривался ни с кем, – просто ушел от этого приторно-надоедливого ректора на задний ряд. Преимущество этой аудитории еще и в том, что каждый ряд приподнят над передним чуть ли не на метр, и потому кто и что делает сзади разглядеть невозможно.
– Перебирайся ко мне, раздался голос буквально из боковой ложи, которая еще выше последних рядов, да еще и сбоку. – Здесь тепло, светло и мухи не кусают. Обычно, как я заметила, ты всегда сидишь в первом ряду… Прячешься от кого-то?
Руфина… Мы познакомились когда-то перед дверями аудитории в ожидании начала лекций. Потом я пошел в свой привычный первый ряд, а куда поднялась она я не наблюдал. После того как-то и не контактировали больше. И вот теперь она полулежа на сиденьях смотрит на меня с улыбкой.
– От себя не убежишь. Всё равно податься не куда, а лекцию слушать не хочется. Да и контроль посещения тоже надо пройти. Так что здесь мне сегодня самое место.
– А я бы поспала немного… – сказала Руфина, присаживаясь рядом. – Вот, закрыла бы глаза, и спала бы, спала, спала…
– Ночью кто-то спать не давал?
– Не, всё нормально. Ночью спала, но спать всё равно хочется.
– Погода, наверно, мешает. Я бы тоже поспал… А ты ложись, сиденье длинное, ноги в проход не выглянут. Чтобы голова не болталась и мягче было, клади голову мне на колени.
– Слушай! А это классная идея, – и она сняла туфли и растянулась на спине на длинной скамейке около меня. Положила голову затылком мне на бедро, – это только говорится, что на колени, а на самом деле голова лежит на бедре. Сложила руки на груди и прикрыла глаза. Я уткнулся в книгу, но мне не читалось.
Руфина девушка не яркая, – обычная. Куда уж ей до некоторых!… Но добрая и хорошая. А что ей еще остается? Дать списать – это не просто «дать». Я редко таким пользуюсь, – списать, – но часто вижу, как у нее списывают потом материалы лекции. ВОТ сейчас повертелась-повертелась, повернулась на бок лицом к сиденью. Конечно, на боку лучше уже хотя бы потому, что рука не падает с узкой скамейки, а упирается в скамейку. Как и нос упирается мне в живот. Точнее в нижнюю часть живота и частично почти в лобок. И дышит мне в ту же часть «фигуры», согревая ее дыханием.
Вот только обратил на это свое внимание, а уже началось шевеление в штанах. Прямо под ее щекой. И ведь не попросишь, типа, привстань, я своего друга уложу так, чтобы тебе не мешал. А как его вообще в такой ситуации уложить, – всё равно выпирать будет. Сижу, жду, чувствую, как член растет и вздрагивает под ее головой. Вот и Руфина завертелась, ищет во сне более удобное место для головы, тем самым задевает член щекой, и тот еще больше твердеет от прикосновений. В конечном итоге она приподнимает голову и понимает, по какой причине ей стало так неудобно лежать. На некоторое время затихла, потом повернула голову и глянула на меня. И, ни слова не говоря, начала расстегивать мне ширинку. Пуговичка за пуговичкой. Когда член был освобожден от одежды, она осмотрела его со всех сторон и облизала, словно попробовала на вкус.
