Составлено по материалам разрозненных документов за авторством различных армейских и гражданских лиц (полный перечень в Приложении №1) Составитель доподлинно неизвестен.
Издатель – меценат и библиофил, Георгий Мгéрович Тер-Атарьянц, город Нахичевáн-на-Дону, Область Всевелúкого Войска Донского, 1904г
Краткая историческая справка
«Атари Г.М., он же Тер-Атарьянц, он же Атáров, кавказский авантюрист, бакинский армянин персидского происхождения, переехал в Нахичеван-на-Дону в 1901, привёз станок и открыл типографию на 24й Линии, которую несколько раз закрывали по причине печати в ряду прочего политических брошюр. Георгий в политике не разбирался, брал в печать всё подряд: печатал ноты, меню, афиши, рекламу, французские открытки фривольного содержания, словом, всё подряд, и не унывал, если городские власти временно приостанавливали разрешение на деятельность типографии.
Тираж «Копытца» был последним заказом типографии при нём, после чего Георгий продал типографию Арташесу Х., совладельцу-армянину из местных, закатил пир горой для друзей, и отбыл сам в неизвестном направлении».
Из докладной записки полковника инженерных войск Елпидифóра Петропавлóвского
«…немедля посчитал своим долгом провести полнейшее служебное расследование, потому как изучив так называемые дневники и письма так называемого инженер-поручика С., узрел в них явную крамолу, угрозу государству и беспорочной репутации уважаемых людей.
У него там куда не плюнь, прошу пардону, всюду свиньи, черти, суфражистки, цыганы, татары, водка и явные злоупотребления служебным положением со стороны лиц начальствующего звания.
Я был прекрасно осведомлён обо всех светских персонах Санкт-Петербурга в годы, предшествуюшие появлению инженер-поручика на Тамани, и докладываю Вам, что даже о существовании такого Силúцкого никто в Петербурге слыхом не слыхивал. Он ошибочно пишет о Черноморской Губернии, хотя дело происходит на самом юго-западе области Кубанской (…)
…Удивленья достоин тот факт, что хотя я сам и находился в гуще описываемых событий на Таманском полуострове, и даже лично участвовал в делах «железного гарнизона» по службе, мою персону поручик С. посмел начисто вымарать из повествования, будто бы меня и вовсе там не бывало!
Между тем телосложения я внушительного, и весу во мне без малого семь пудов. Субтильный инженер-поручик, видимо, робел в моём присутствии, и завидовал моему дородству и чину. Оное завúдство уж сделалось мне привычным, ибо вестúмо – повсюду, коли служишь честно, и о выгоде не помышляешь и состоишь на государственной службе, и в чинах, и вес в обществе имеешь немалый, всегда какие-нибудь канцелярские крысы с польскими, прошу пардону, фамилиями так и норовят укусить тебя за ляжку своими кривыми католическими зубами.»
Суббота: династия крохоборов
Вечер, солнце уже низко. В новой трапезной со стеклянными стенами, как в оранжерее, зреют фрукты и овощи. Кое-кто в мундирах – это картошка вроде как. Кто ни дать ни взять – вылитый помидор, потому как морда красная и круглая, на солнце обгорел. Кто сидит кислый, как будто целым лимоном закусил, да и сам лицом на лимон похожий, после вчерашних возлияний. А в углу хихикают дамочки – то будто вишенки, весь вечер, запершúсь в нумере, вишнёвый ликёр цедили помáлу и ржали, как полковые кони. Обер-офицер Тобиаш – как огурчик. Свежий? Малосольный.
Про сухофрукты молчу. Каждому овощу свой фрукт, как говорится.И с нами сам генерал-аншеф, ужинать изволит. Тот ещё фрукт Его Превосходительство.
И вот опять сатанинский рёв снаружи: это мотор. Точнее, два мотора. Звук приблизился издалека, и теперь вовсю крякал клаксон. Слабонервные рядовые бегут открывать железные ворота. И вот, по таманской пыли во двор, не заглушая моторов, въезжают две мотоциклетки. Это комендант, барон Суббота со своим сынком пожаловали. Сынка хоть и зовут именем апостола, более ничего святого в нём нет.
Статный Суббота-старший обычно глушил мотор ещё за воротами, но тут, видимо, решил дать представление, чтобы все знали, кто тут хозяин. Толстяк-сыночек надменно придавливал на газ-акселератор, и мотор разрывался рёвом. Зловонный дым заволок весь двор, но семейство Суббота это нимало не смущает. Оба они затянуты в чёрные кожаные куртки на манер авиаторов, на головах у них лётные шлемы и очки. У сынка куртка на пузе не сходится, пуговица вот-вот оторвётся. На руках – краги, на ногах сапоги с толстенными подошвами и шпорами. Наконец, выстрелив напоследок ядовитым дымом, двухколёсные чудовища стихают.
Кошмарные отпрыски велосипеда, они пожирают горючее и вёрсты с невероятной скоростью. И недешёвое, я вам доложу, удовольствие.
Сам барон ставит мотоциклетку прямо посреди двора и, демонстративно проходя насквозь трапезную, делает ручкой – дескать – приятного аппетита, господа! Проходит в пыльной одежде мыть руки, хотя есть и рукомойник снаружи, и задняя дверь в трапезную. Ответом ему гробовое молчание, лишь протяжно рыгает Генерал, что означает: «Добрый вечер».
Суббота-младший повторяет отцовский маневр, но повúливая жирным задом, уходит в дом, не снимая лётный шлем. Кто-то из робких рядовых украдкой крестится.
