Дом со знаком розы, Генриетта-стрит
Кэтрин Хэксби (в девичестве Ловетт), владелица чертежного бюро
Бреннан, ее чертежник
Джейн Эш, ее служанка
Фибс, привратник
Джош, мальчик на побегушках
Инфермари-клоуз, Савой
Джеймс Марвуд, клерк Джозефа Уильямсона и секретарь Совета красного сукна
Маргарет и Сэм Уизердин, его слуги
Стивен, его лакей
Уайтхолл
Король Карл II
Лорд Арлингтон, государственный секретарь
Джозеф Уильямсон, заместитель лорда Арлингтона
Дадли Горвин, клерк лорда Арлингтона
Уильям Чиффинч, хранитель личных покоев короля
Господин Смирк, чиновник из канцелярии лорд-камергера
Господин Нонтон, чиновник из канцелярии лорд-стюарда
Дидо, собака
Прочие
Принцесса Генриетта Анна, герцогиня Орлеанская (Мадам, Минетта)
Мадам де Борд, ее камеристка
Ричард Эббот, клерк лорда Арлингтона
Анна Эббот, его жена (ранее Анна Фэншоу)
Мария Фэншоу, дочь Анны от первого брака
Ханна, служанка Эбботов
Господин Фэншоу, торговец, проживающий на Слотер-стрит в Смитфилде и в поместье Сверинг в Кенте
Хенрик ван Рибик, джентльмен из Голландии, сводный брат Анны Эббот
Коннолли, управляющий заведением «Синий куст»
Джеремайя Джонсон, профессиональный игрок
Господин и госпожа Алинк из Остин-Фрайерс
Калибан, лев
Две девочки стояли у окна, а за деревянной панелью на стене копошилась крыса.
Холодное небо сияло пронзительной голубизной. Если приглядеться внимательнее, между почерневшими зданиями и заснеженными крышами Темпла впереди мелькала Темза. Но из-за стекла все это, в том числе и небо, выглядело зеленоватым и размытым.
– Ненавижу этот дом, – произнесла Мария. – И Эббота тоже ненавижу. Хоть бы он умер!
– Вчера вечером хозяин снова тебя выпорол, – сделала вывод Ханна.
Она была на два года старше Марии и к тому же намного выше ростом: это в какой-то степени сглаживало разницу в статусе девочек – во всяком случае, когда они разговаривали наедине.
– Ненавижу его. Даже не думала, что можно так сильно кого-то ненавидеть.
– А выглядит-то он неважно, – будто без всякой задней мысли заметила Ханна. Лицо служанки было сплошь усеяно веснушками, а волосы в зависимости от освещения казались то светлыми, то рыжими. – Может, и впрямь помрет.
– Эббот не человек, а дьявол. Он и вовсе помирать не станет, лишь бы только нам досадить.
За глаза Мария всегда называла отчима Эббот, будто пса или слугу. Ханна прижалась кончиком носа к заиндевевшему по краям окну. От ее дыхания холодное стекло запотело. И Темпл, и река исчезли.
– Все умирают, – возразила Ханна и потерла пальцем ромбик стекла. И Темпл, и река показались снова. – А если твое желание исполнится, что тогда?
– Мы с мамой, наверное, вернемся на Слотер-стрит, и все опять будет хорошо.
– А как же я?
– Тебя мы, конечно, возьмем с собой, – ответила Мария.
Ханна повернулась к ней:
– Клянешься? Даешь обет?
Мария скрестила пальцы за спиной на случай, если когда-нибудь это обещание станет для нее обузой.
– Клянусь.
– Чем?
– Могилой отца.
Ханна опять потерла стекло и проследила взглядом за пикирующей вороной. Птица села на ограду сада.
– Вообще-то, есть один способ, – сказала служанка.
– Какой?
– Только никому не рассказывай. Ни в коем случае. Да и не знаю, получится ли.
Глаза у Марии стали круглыми.
– Ты видела, как это делается?
– Нет, зато слышала, что говорила Ганга.
– Кто?
– Моя знакомая старуха. В деревне жил один мальчишка. Рассказывали, будто он с детьми и животными такое вытворял – ужас! Нужно было что-то предпринять. И Ганга знала, что именно. Мальчишку того всего раздуло, и он умер.
– Она убила его? И ее не повесили?
– За что? Ганга его пальцем не тронула. И никто не трогал, больно надо. Ганга его и так прикончила – раз, и готово. Грозилась, что и со мной то же самое сделает, если кудахтать не перестану.
Несколько секунд обе молчали. Даже крыса перестала скрестись, будто угроза Ганги заставила призадуматься и ее тоже.