– Он живой! – закричал над моей головой какой-то молодой и громкий голос.
– Чего орешь прямо над ухом? – недовольно буркнул я, собираясь открыть глаза и объяснить крикуну, что так делать неправильно, как на меня вдруг обрушилась сильная боль, словно до этого сидевшая в засаде.
Не успел я осознать, что каким-то чудом остался жив, как возникшая в памяти картинка собственной смерти напрочь перекрыла все мои чувства и ощущения. Мозг, повинуясь инстинкту самосохранения, хоть и с опозданием, отдал команду, и тело уже начало реагировать, но стоило мне только открыть глаза и приподнять голову, как я замер.
Мне доводилось попадать в разные ситуации, но то, что сейчас видели мои глаза, не поддавалось никакому определению: яркий и шумный город, с населением в полмиллиона человек, вместе с домами, жителями и автомобилями, вдруг неожиданно исчез. Мой мозг, умевший придумывать хитроумные комбинации и строить логические цепочки, автоматически выдал закономерную последовательность: больница – сильные болеутоляющие – горячечный бред. Вот только все мои внешние ощущения говорили об обратном.
Тянет сыростью – рядом река, к тому же было слышно, как журчит вода, переваливаясь через камни. Впереди простиралось поле, а за ним в километре – темная полоса леса. Под руками чувствовалась земля, покрытая плотным ворсом травы. Все это я отметил мельком, сосредоточив основное внимание на парнишке лет четырнадцати-пятнадцати, стоявшем в пяти метрах от меня и одетом, как клоун. Его худые ноги обтянуты двухцветными штанами в обтяжку, похожими на женские лосины, а плечи облегала нелепая короткая куртка ярко-зеленого цвета. На узком пояске у него висели нож и небольшая сумка, а в руке он держал приличных размеров кожаный бурдюк.
За его спиной, чуть левее, метрах в пятидесяти, находились груженые телеги, лошади и около двух десятков человек, одетых так же странно, как и этот парень. Все это, увиденное мною, не несло в себе прямой угрозы, а значит, не требовало немедленной ответной реакции, поэтому, глядя на эту мирную картину, я позволил себе разобраться в том, что со мной произошло.
«Переселение души? Другой мир? Другое время?» – при этом я бросил взгляд на парнишку, который сразу отступил на шаг, положив при этом руку на рукоять ножа.
– Кто ты и что с тобой случилось, добрый человек?
Мозг автоматически зафиксировал, что вопрос был задан на французском языке, но времени для анализа не было, так как от меня требовался конкретный ответ. В другой обстановке я бы нашел несколько вариантов ответа, в зависимости от сложившейся ситуации, но в моем непонятном положении выбирать не приходилось.
– Мне разбили голову, парень, поэтому плохо соображаю. Совсем ничего не помню. Потерял память. Понимаешь? – при этом я постарался придать голосу максимум доброжелательности.
К моему удивлению, по лицу парня разлилось недоумение. Простые, элементарные слова его явно озадачили. Несмотря на головную боль и стойкое ощущение нереальности происходящего, до меня все же дошло, что я сейчас говорю на смеси старофранцузского языка с добавлением современных слов. После сделанного вывода я начал лихорадочно перебирать в голове темы, которые могли быть безопасны в разговоре с юношей, но он опередил меня, сам продолжив разговор:
– Не помнишь? Как это? Ты разве не сражался с подлыми разбойниками, напавшими на тебя? – теперь к его удивлению добавилось любопытство.
Увидев, что парнишка меня уже не боится, морщась от боли, отдавшейся в голове и ребрах, я сел.
«Разбойники? Пусть будут они. Только нужно свести перечень опасных вопросов к минимуму, пока не разберусь в местной обстановке», – подумал я, а заодно решил проверить реакцию парня на сочетание слов «потеря памяти».
– Подлые злодеи подкрались сзади и ударили меня по голове, после чего я потерял память, – выбирая слова, я старался подстроиться под речь парнишки.
– Потерял… что?..
По его округлившимся глазам мне стало понятно, что подобное словосочетание еще не появилось в обиходе, отсюда можно сделать несложный вывод: медицина здесь находится в зачаточном состоянии.
– Не обращай внимания, просто голова кружится, – неопределенно ответил я, решив не развивать дальше тему.
– Злодеев было много? Они на тебя здесь напали?
Судя по вопросам, парня явно интересовали подробности нападения, а мне стало понятно, что вариант с потерей памяти здесь не пройдет, а если начну детально объяснять, аборигены могут принять меня за сумасшедшего.
– Сзади напали, пока отдыхал. Ударили по голове, схватили, но я вырвался и убежал. Они за мной, а я – в реку. А где произошло… Там где-то, – и я показал рукой себе за спину.
Мои простые, рубленые фразы произвели нужный эффект, на лице у парня проявилось самое настоящее участие, он даже сочувственно покивал головой: какие мерзавцы эти разбойники. Нападают и грабят честных людей. Я оценил смену настроения: проявил сочувствие, значит, страха нет. Пришла пора сбора информации.