– Да-а-а-а, райончик шикардос прям, – кисло протянул Кир, презрительно осматривая двор между четырьмя пятиэтажками, как только мы вылезли из такси. Сплюнул под ноги, пнул пакет от семечек и зло зыркнул на меня.
– Нормальный район. Скажи спасибо, что вообще не на улице оказались, – огрызнулась, отказываясь в очередной принимать его эгоистичные упреки на свой счет. Тут моей вины нет.
На самом деле у меня и у самой аж зубы сводило от злости и обиды. Мама, как же ты могла с нами так? Из-за мужика!
– Спасибо огромное! – брат поклонился мне в пояс, кривясь. – Всю жизнь же я мечтал из элитной хаты в новостройке в жопу мира на окраине переехать. Красота, чё!
– Не мечтал, так и обрядился бы в их балахоны и ехал бы с ними мантры распевать и дзен постигать!
Достало меня все! Как будто это он один тут пострадавший. Ведет себя как капризный детсадовец.
– Может, и поехал бы, если бы ты в хлам не разосралась!
И, пнув одну из коробок, которые выгружали рабочие, он потопал в подъезд. Псих малолетний. Будто здесь и правда чисто моя вина и я не сражалась за наше прежнее жилье с этим сектантским уродом и сбрендившей матерью до последнего.
Господи, что я только не пыталась сделать! Взывала к разуму и логике у нее, плакала, умоляла опомниться, ругалась, вышвыривая к чертям их кришнаитское барахло и вонючие благовония на помойку, устраивая отвратительные сцены этому гаду Паше, что свернул мозг матери набекрень своей дурью про отъезд в Индию. С кулаками на него бросалась, выгоняя из квартиры. Под конец дошло совсем до мерзости – я вызывала то милицию, выдумывая поводы, без стыда оговаривая, то психиатрическую неотложку, сочиняя симптомы шизы. Даже взятку дать им пыталась, упрашивая забрать мать и признать какой-нибудь временно помешавшейся. Вот после этого мы и стали, похоже, окончательно чужими и даже врагами. И главное, все бесполезно. Мать объявила, что с нее хватит нас. Нас, ее родных детей! Что мы оба с Киром совершеннолетние, а квартира, оставшаяся после папиной гибели, принадлежит ей, и ее право делать с ней, что она пожелает. А желала она ее продать и свалить со своим Пашенькой в бесконечное паломничество, дабы просветляться, чего-то там постигать и наслаждаться обоюдным счастьем. А раз мы этому враги, то и знать она нас больше не желает, пока мы тоже мозгами не просветлеем.
Простите-прощайте, детки, и будьте безмерно благодарны, что они с Пашенькой жертвуют нам с барского плеча двушку, оставшуюся ему от бабки. Типа он ее сдавал последние лет десять, но не оставлять же нас на улице, так что берите, и досвидос. Живите, радуйтесь, не вякайте и больше не отсвечивайте.
– С пустыми руками чего пошел?! – вяло возмутилась я в удаляющуюся сутулую спину брата, но, естественно, он на меня не среагировал, скрывшись за обшарпанной дверью.
Я с тоской оглянулась. Бывают, конечно, старые дворы очень даже приличные. Лавочки в свежей краске, цветы-кусты, детская площадка там. Но точно не здесь. Щербатый асфальт с глубокими мутными лужами после вчерашнего ливня, перевернутая урна перед подъездом, мусор повсюду, сломанные доски на косых лавках с заметными следами грязных ног. Ладно, может, внутри веселее. Прорвемся как-нибудь.
Увлеченная своими безрадостными переживаниями, я наклонилась за коробкой и тут же получила смачный шлепок по ягодице. Взвизгнув, я аж взлетела над землей, отпрыгивая.
– Это что за жопа тут зачетная? Чего я ее не узнаю? – раздался хрипловатый голос сзади и дружный ржач.
Не думая, что делаю, я с развороту врезала ладонью… ну… по чему попала. А попала по твердому, как деревяшка, плечу верзилы, оказавшегося за моей спиной. Вот это рост! Нормальному-то человеку как раз бы по щеке от меня прилетело, но не этому громиле. Кисть пронзило острой болью, и я зашипела, хватаясь за нее непострадавшей рукой.
– Эй, потише, кошка, я телкам позволяю руками только в постели махать, – прищурил на меня голубые наглые зенки незнакомец и без малейшего стыда уставился еще и на мою грудь. – Сиськи маловаты, но сойдет. Беру!
И действительно потянулся под еще более громкий смех своих прихлебателей. Прямиком к той части моего тела, о которой только что отозвался столь уничижительно. И это при моей уверенной троечке. Да, не пятый, но для моего роста то что надо!
– Да что ты себе позволяешь, щенок! – выпалила я, хлопнув его по здоровенной лапе, и отскочила подальше, оглянувшись в поисках грузчиков. Как назло, никого, все уже ушли внутрь.
Шлепнувший меня наглец так и остался стоять с протянутой рукой. Одна его бровь приподнялась, глаза прищурились и наконец поднялись к моему лицу. Молодой, ровесник мой, если не младше. Прическа по нынешней моде: виски и затылок выбриты почти под ноль и только на макушке торчащие волосы пару сантиметров длины. Прямые широкие брови с заметным шрамом под правой. Пронзительный взгляд ярко-голубых глаз с длинными, густыми, прям девчачьими ресницами. Явно ломаный нос с крупными ноздрями. Впалые щеки. Губы будто навечно изогнутые в прилипшей к ним едкой ухмылке. Черная футболка без рукавов с изображением рок-группы, выставляющая напоказ его накаченные руки, забитые татухами. Широченные штаны, в карманы которых он сейчас и сунул кулаки, бесцеремонно продолжая меня оглядывать. Пристально, цинично, будто кусок мяса на рынке. За его спиной топтались еще трое приятелей-качков, пялящихся на меня с не меньшей наглостью. Натуральная гопота.
