Криминальный Екатеринбург. Совпадения не случайны

…воры в законе, раскаяние, «Город без ■■■■■■■■■■», политика, Церковь, олигархи, Ройзман.

Когда Вы будете её читать, эта книга всё время будет меняться.

Так бывает во сне – Вы берёте в руки щенка, скулящего, тёплого, живого, и вдруг он превращается в омерзительного карлика, сжимающего в зубах бритвенное лезвие. И остановить сон нельзя, придётся досмотреть его до конца.

Это небывалая книга о небывалом человеке. Невероятном человеке. Никто никогда «оттуда», из той странной, страшной, потаённой и волшебной «уголовной цивилизации» с нами так не говорил. С такой исповедальностью. С такой снисходительностью и отчаянием.

Дюша, Андрей Кабанов, – первый, кем эта «цивилизация» заговорила с нами вслух.

Невыразимо вязкая, категоричная и одновременно болезненная интонация. Ураганный юмор и отвратительные подробности жизни, о которых лучше бы мы и не знали ничего. Убийства, ложь, предательства, подвиги, любовь, честь, смерть. Бог и Босх, поочерёдно говорящие с читателем, – иногда их голоса неотличимы.

Я знаю Дюшу 25 лет. Точнее так – я знаком с Андреем Кабановым 25 лет, но я не знаю, кто он. Хороший он человек или нет. Сумасшедший он или нормальнее всех нас. Слишком много хтони, слишком много правды, слишком много всего-всего-всего в нём. Какое-то время я считал его своим близким другом, затем много лет – не подавал ему руки. И должны были случиться важные и горестные события, чтобы мы встретились всё в том же старинном доме на Белинского, 19, в легендарном и проклятом нашем Фонде «Город без ■■■■■■■■■■» – и обнялись. И сказали друг другу – «Христос посреди нас!». И ответили друг другу – «И есть, и будет!»

И есть, и будет.

Безмерно благодарен Евгению Фатееву, который стал собеседником Дюши и придумал эту книгу.

Андрей Санников,

поэт, соучредитель НОБФ «Город без ■■■■■■■■■■», редактор «Книги разговоров»

Начало фонда. Планирование одной из первых операций. 1999 год

– Тогда, сколько было возможно, я читал стихи, участвовал во всех мероприятиях. Вплоть до седьмого класса, нет, даже до восьмого.

– Кого из фондовцев не послушаешь – у вас по два «перехода» у каждого. Из состояния естественной положительности – в какую-то отрицательность, в негатив. А потом – что-то «выдернуло» обратно!

– У меня же отрицательных примеров не было вообще. У меня семья была очень положительная: мама врач, папа работал директором клуба. У нас были очень положительные все: друзья, знакомые. Со мной произошло другое: меня обвинили в том, чего я не делал. Вот такая у меня произошла херня! Причём это случалось неоднократно. Почему-то все считали, что я должен был это делать. Ну, я и сказал: «Раз вы так хотите, я и буду это делать». И у меня появились совсем другие увлечения и занятия…

– Лучше грешным быть, чем грешным слыть.

– Ну, это неправильно. Но вот у меня получилось именно так. У меня появились, так скажем, образцы для подражания… Я ведь был весь такой маменькин-папенькин. Но ссыкуном я не был… Я был в классе самый безбашенный, что ли, больше даже чем Олег Теняев (тогдашняя знаменитость в школе) и его приятели.

– То есть отмороженные?

– Не отмороженные. У нас отмороженных тогда, я тебе говорю, даже в понятии не было. Могли подраться один на один. Могли… Вот именно это, вот только силовуха. Тогда не было такого понятия «отмороженные». А если его ещё нет в природе, откуда ты его возьмёшь?

– Поэтому у Вас, знаете, чувство справедливости было тогда. У нас уже было больше именно беспредела.

– Я говорю про то, что неоткуда было взяться отмороженным-то… Неоткуда было взяться. Влияние уголовного мира было минимальным. Если ты сам захочешь, тогда будет влияние уголовного мира, а если не захочешь, то и не будет его… Вот у меня и появились друзья, у такого супер-положительного. Ну, вроде как наставники там. В то время они были уже лет на семь меня старше. А это уже нормальный такой срок, для такого-то возраста, как у меня был в то время. Я тебе так скажу, семь лет это до хрена: это совсем разные уровни, разные понятия. Но вот тогда я уже начал нормально себя чувствовать. Нормально. Я не курил, не пил, но это…

– Уверенность уже была.

– Не уверенность. Всё, уже драки там пошли. Даже, бывало, массовые, там… Класса с девятого…

– Уверенность в себе появилась.

– Ну, да. Именно такая уверенность. Что можешь. Вот.

– Втянулся через общение?

– Общаешься там со всеми, это да. У нас там была разница в возрасте в семь, в десять лет – это до хрена. Но не так чтобы, типа, мне там десять лет, а им – двадцать, нет. Мне двенадцать-тринадцать, там, или четырнадцать, ну, то есть у меня в десять-то лет ещё ничего такого не было. Где-то лет в двенадцать-тринадцать проявилось уже. Стал любопытство проявлять в чём-то уличном. Вот. И так-то, понятно, конечно. Они уже все такие крутые. Им там уже по двадцать или двадцать три года, или даже двадцать четыре, они уже вообще мужики. У них там у всех мотоциклы, у кого-то мопеды. Они уже и воруют по-серьёзному, там, бьют, забивают кого-то. Массово там. И всё. И, конечно, ты – пацан, и тебе хочется быть с ними. Других примеров просто не было. Спорт был единственной альтернативой. Был только спорт. Ну и в спорте-то тоже группировки зарождались, будь здоров.