Ведьмы не дерутся, не сражаются на мечах и не участвуют в кровавых битвах.
Ну как не дерутся?
У них магия, чары, проклятия, зелья и жуткие настои. Мор, если уж сильно захочется.
Они не применяют кулаки и мечи, в их арсенале нет кинжалов и смертельных дротиков. За спинами не висят колчаны со стрелами.
Так было раньше. А сейчас...
Сейчас в Стейлортане идет война. Тихая, негласная, с жестокими законами, где любой, высказавшийся вслух, что имеет в себе колдовской дар, тут же отправляется в столицу, где его поджидает инквизиция.
Та самая инквизиция, некогда посчитавшая ведьм вне закона и объявившая любую магию происками демонических сил. Теперь они выискивали их. Рыскали по деревням– в поисках последних оставшихся. Потому что в один момент оказалось, что ведьмы — те единственные обладатели потусторонних сил, которые могут противостоять магически одаренным от рождения драконам. И только они могут помочь сдержать наши границы от вторжения парящих.
Ведьмой стало быть опасно.
Если где-то и находили хоть немного одаренную, тут же отправляли в столицу, город Тойрис. Там инквизиция решала, на какие блага пойдет ее дар: обеспечивать ли военных магическими и боевыми артефактами, ставить защиты и лечить раненых, участвовать в смертельных боях или оставить в столице для помощи находящимся в городах служителям. И то и другое — смерти подобно. В боевых условиях из ведьм вытягивали столько сил, что они уже не возвращались.
Ни одна ведьма не способна круглые сутки выдавливать свои резервы.
Инквизиция их выдавливала до тех пор, пока изнеможенная ведьма не падала замертво.
Тем, кто оставался в Тойрисе, повезло чуть больше.
Служители использовали их в своих целях, иногда довольно низменных. Тут можно поспорить, какая судьба хуже.
Первое время ведьмы пытались найти спасение у драконов, но быстро поняли, что для них мы — враги. И опасность от парящих еще больше, чем от инквизиторов. Драконы видели в нас угрозу. Ведь мы — те, кто могут влиять на них с помощью магии. Ни обычная сталь, ни копья, ничего их не брало. Зато мы, ведьмы, вполне могли заговорить что хочешь, сделав из обычного магическое оружие, пробивавшее защиту и броню парящих.
Драконы безжалостно уничтожали попавших на их территорию ведьм.
Ковены оказались между двух огней. Один нас использовал до самой смерти, другие сразу сжигали.
Мне, можно сказать, повезло. Когда начались гонения ведьм, моя мать уже была ими же и изгнана. Наш род исключили из ковена и закрыли ворота города навсегда. Вычеркнули из книг поколений. Именно поэтому нас даже не искали. Мы не существовали ни для ведьм, ни для инквизиции. А к драконам мы не совались.
Долгое время мы с матушкой проживали на окраине небольшой деревушки, неподалеку от границ. У неё и названия-то не было. Просто пограничная деревня. Здесь никто не искал ведьм. Ведь какая умная ведьма будет жить почти на границе двух воинствующих государств?
Мама была очень умной ведьмой.
Я тяжело вздохнула, вспоминая её, и взмахнула клинком. Мамы давно не было. Одинокий крестик на небольшом холмике за домиком у леса — это всё, что осталось от неё. Она умерла тихо, передав мне последний дар и мягко сжимая мои ладони, в которые вложила кулон на тонкой цепочке. Она последний раз ласково улыбнулась.
— Не грусти, я всегда буду с тобой. Не ропщи, у тебя удивительная судьба. Она на твоей стороне.
Я хмуро ухмыльнулась, вспоминая её слова. У мамы иногда просыпалось провидение, жаль, ей оно в жизни не помогло. Ведьмы не способны видеть свою собственную судьбу. Да и мне мало верилось в яркую звезду над своей головой. Она уже давно померкла для всех ведьм.
Я взмахнула клинком, рассекая тонким лезвием воздух. Ручка удобно лежала в моей ладони.
Хорошая работа. Прекрасный клинок.
Его мне сделал местный кузнец Ниб. Рыжий паренёк, с лукавым, задорным взглядом и вечной улыбкой на смуглом лице. Он протянул мне тонкий поясок с узкими ножнами.
— В подарок, — сказал, смущаясь собственного поступка.
Поясок я приняла и поблагодарила. Подарки нужно ценить. Не так уж часто мне что-то дают безвозмездно. Я беру у местных молоко, масло, муку и прочие продукты, а за это лечу их и деревенских детей. В деревушке меня считают просто травницей. До ближайшего городка не менее двух суток верхом. А я и роды приму, и какую хворь подлечу. Селяне относились ко мне с уважением, но ведьму во мне не видели. Да и куда им? Это просто люди. Бывало, я с ними в лес ходила, они — по ягоды да грибы, а я — травки собирала. Хорошая деревенька. И люди хорошие. Не все, конечно. Вон, сынок деревенского старосты то и дело косо поглядывал да задирал. Бабки поговаривали, что он глаз на меня положил. На ухо мне шептали, чтобы осторожнее была. Кто его знает? Паренёк вздорный, характерный, за словом в карман не лез, мог и старшим нагрубить. А что вы ожидали? В деревне, где у каждой семьи пятеро по лавкам, он был единственным сыном. Я же к советам старших прислушивалась и старалась сына старосты избегать. Мне лишние проблемы не нужны.
— Ты бы к кузнецу присмотрелась, — шептали мне всё те же старушки. — Хороший парень, и толк от него в семье будет. Одной-то жить опасно. Ты погляди, какая ясноглазая! Хоть волосы под платок прячешь, а видим, что и коса черная на зависть, и лицо хорошее собой. Природа постаралась, вылепила. Нельзя тебе одной.
