Лабиринты жизни

Маша! Чтоб не забыть, приключения зимние. За чаем поведаю, ну а если помру, всё ж за семьдесят перевалило, вот, в аудио буде.

Ну вот, дед уехал к брату в Брянск. Я одна. Как ты сказала, лови момент! Ха, клей так словить легко – тут и там дедом забытый, а краску для волос… Искала я, чтоб состав хороший и отзывы. Утомилась. Плюнула, купила что попало.

Ну и вот. Надо красить же как-то. Много лет мечтала о синих волосах. В парикмахерскую стыдно. Пошла к Люсе, соседке. Говорю: «Люсь, седину закрасишь? Маша вот прислала крутую краску». Ох, курочки-амроксушки! Да, соврала я. Ну Люсе развлечение, она и рада. Начали, и вдруг она: «Танька! Синий цвет-то!» Ну а я что? Подыграла! Вот, говорю, дочка, зараза, спутала, теперь только хорошим коньяком откупится, крась как есть, что уж тут. Это я про тебя так, Маш. Но Люська как про коньяк услышала, облизнулась и радёхонька, тема пошла за тебя: где ты и чего ещё привезешь. Главное, выкрасили.

А что я вообще задумала, никто и не знал. Что раньше только в курятнике могла. Угадаешь ли, посмотрим за чаем. Как дед уехал, сразу музыку врубила так, что Рик час брехал. Танцевала в доме до упаду!

После устала, легла. И приснилось мне, как я в платье танцую, волосы синие развеваются, а люди вокруг хлопают.

Ну чё ждать? Покрасилась – на дискотеку в соседнюю деревню собираться стала. Платье на мой размер одно, эх, амроксушки, да красивенное зато! Чёрное в больших красных цветах. Косу заплела. Взяла ключи от дома запасные (вдруг кто под кирпичом украдёт), мелочь, ножик перочинный, ещё из детства, в ножички резались.

Пальто тёплое, сил полно, ножик с собой. Чего бояться? Чтоб дачники не видели, сразу к озеру свернула да по льду пошла. Два метра прошла да поскользнулась. Шапка кверху полетела, лежу на льду, смеюсь. Во дела! А луна знай да подмигивает мне.

Ну что, пришла я в клуб. Заплатила. Дети все такие солидные, прически в лаке, в позы встают, селфи делают. Худющие. Гардероб не нашла. Музыка – амроксы милые мои! – так по голове бьёт, что некуда деваться, аж пол трясёт. Туман с куревом стелется, воздуха нет, точно в аду. Все зыркают на меня, но не подходят. Думаю, ну вот как в услужении у дьявола, удерживают меня, его дожидаются, чтоб он душу мою забрал. Пожалела уже, что отважилась идти в это гиблое место. Хоть бы отзывы старая додумалась почитать!

От духоты голова закружилась, а сесть и некуда. Прижалась к стене, сердце стучит, одна дылда с утиными губами подойти явно хочет, всё поворачивается на меня да глазом злющим – зырк. И вдруг справа окно света во тьме! Я бегом от дылды к свету. А это туалета дверь открылась, оказалось. Зашла, там посвежее, хоть и грязь кругом. Умыла лицо. Выпрямляюсь – дылда передо мной. И презрительно так: «Журналистка?» (Маш, тоном вот каким: «За Гитлера?») Не знаю, что сказать, голова куревом затуманилась. Думаю, совру что, да бежать отсюда.

И что ты думаешь, Маш? Вдруг слышу «Така-така-та», а ноги мои сами несут меня, в главный зал попадаю, свет надо мной, светлячки бегут по стенам, я верчусь, руки крутят узоры, ноги прыгают, на душе радость, задор! А музыка всё «Така-така-та»…

Танцевала песен семь подряд, потом уж опомнилась, людей стала замечать, а ведь и хлопали как во сне! А дылда та страшная исчезла. Коса расплелась, волосы во все стороны лётают, да мне только в радость.

Оттанцевала и решила домой пойти, запыхалась уже вся. А билетёр-паренёк мне: «Оставайтесь, нам без вас будет скучно». «Приду к вам ещё», – сказала.

Но вот что интересно, Маша. Дылда та догнала меня, говорит: «Дочке-блонди своей скажите, чтоб к нам выделываться больше не ходила». И кивает куда-то в толпу, на девочку какую-то. А я осмелела, кинула ей: «Дочь моя брюнетка и в Грузии». Отвернулась и пошла.

Иду через озеро, снег хрустит, мне весело, что так классно потанцевать сходила, и ведь ни один человек-то не развернул!

Засмотрелась на луну и… провалилась, Маша, в лунку. Сразу шее стало холодно, а потом всё тело сковало. Трепыхаюсь, кричать не могу, да и кому кричать, ночь же! Сейчас, думаю, так и потону, не рассказав Маше о приключении! Не попрощавшись с дедом, с хозяйством. И тут вроде как шаги… Хриплю: «Помогите!»

Смотрю – тень бегом в сторону. Что за люди пошли… А, не, возвращается вроде. Палку суёт. Я хвать за палку и молю: «Господи, помоги». Сама уже и двигаться не могу совсем. Еле вытащил меня человечек. Смотрю – а то ж дылда. Дрожат губки надутые: «Бабулечка, держитесь, только держитесь».

Как дотащила меня до дома худышка эта, не знаю. За минуту чай сделала, пока я тряслась. И даже не знаючи, где что лежит! Просидели мы с ней за чаями до самого утра, такая душевная девушка оказалась. О жизни балакали. Утром амроксушек открыли вместе.

Вот такие, Машуль, были у меня приключения этой зимой.

– Мам, – послышался голос сына с чердака, – а смотри, что я нашёл.

И сын уже спускается по приставной лестнице вниз, держа в руках какой-то старый альбом и книги.

– Наверное, прежних хозяев… – лениво произнесла я, давая понять, что продолжу читать новости.

– Да нет, твой альбом!

– Как мой-то?