Что стоит написать небольшое предисловие к своей книге. Да почти ничего не стоит. Это же просто избранное из множества стихов, написанных за много лет. Это песни. Стихам проще и уютнее жить с музыкой вместе, такова старая наука песенного ремесла. Таким образом – эта книга что-то вроде целого курса «стихи и музыка едины», потому что к каждому из стихов можно придумать собственную мелодию. При желании.
Я писала давно, почти с детства, бесстыдно пользуясь главами книг, их героями – все они становились мне родными. А потом, когда пришла взрослость – научилась обходиться своим средствами. И написалось множество строф о событиях моей собственной жизни.
Мой город. Мои дети. Моя улица. Мои любови. Мои головные боли… Все делалось смыслом стихов и наполняло их. Самые грустные события и самые необыкновенные – все они искали возможности попасть в мои строчки, приняв форму всего то нескольких созвучий.
Нужны человеку воздух, полет, пространство. Как поэту без этого?
И я научилась летать. Совершенно всерьез. Все полеты из детских сновидений сделались реальностью. Самолет – мой друг, аэропорт – мой дом родной. Так не всегда было, но уж давно это так. Я преодолевала неуют и оторванность от дома. Мои дети научились подолгу дожидаться меня, впрочем, с помощью тех же инструментов, что и мне когда-то помогали – книги, музыка и театр были с ними, а потом стали профессиями.
Летать не очень легко, но человек может научиться.
Как там говорила Акка Кнебекайзе из «Путешествия Нильса с дикими гусями»?
«Летать высоко легче чем летать низко». И научиться этому стоит.
Мое избранное об этом.
Вероника Долина
Москва. Май 2023 г.
Когда б мы жили без затей…
* * *
А хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьем.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживем…
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть.
И будет трава расти,
А в доме – топиться печь.
И, Господи мне прости,
Я, может быть, брошу петь.
И будем как люди жить,
Добра себе наживать.
Ну хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать…
* * *
Я развлечь вас постараюсь
Старомодной пасторалью.
От немецкой сказки в детской
Веет пылью и теплом.
Кто-то их опять читает
И страницы не считает,
И, незримы, братья Гриммы
Проплывают за стеклом.
«Если ты меня не покинешь,
То и я тебя не оставлю!» —
К этой песенке старинной
Я ни слова не прибавлю.
Там, на лаковой картинке,
Ганс и Гретель посрединке
Умоляют под сурдинку:
«Спой, хороший человек!»
Этот облик их пасхальный,
Их уклад патриархальный —
Позолоченный, сусальный,
Незамысловатый век!
«Если ты меня не покинешь,
То и я тебя не оставлю!» —
К этой песенке старинной
Я ни слова не прибавлю!
Но от этой сказки мудрой
Тонко пахнет старой пудрой.
Ветер треплет Гретель кудри,
Носит новые слова:
«Я сниму остатки грима.
Что вы натворили, Гриммы?
Вы-то там неуязвимы,
Я-то тут – едва жива».
К этой песенке старинной
Я свои слова прибавлю:
«Если ты меня вдруг покинешь,
То я это так не оставлю!»
Я развлечь вас постаралась
Старомодной пасторалью.
От немецкой сказки в детской
Веет пылью и теплом.
Это я опять читаю!
Я их очень почитаю.
И, незримы, братья Гриммы
Проплывают за стеклом…
* * *
Гололед – такая гадость,
Неизбежная зимой!
«Осторожно, моя радость!» —
Говорю себе самой.
Ведь в другое время года
Помогает нам судьба,
А в такую непогоду
Затруднительна ходьба.
Я в дому – совсем другая:
Раз на дню, наверно, сто
Я сама себя ругаю
И за это, и за то.
А сегодня не ругаю
И напрасно не корю.
«Осторожно, дорогая,
Осторожно», – говорю.
«Как ты справишься с дорогой?
Ведь ее не избежать.
Равновесие, попробуй
Равновесие держать.
Не волнуйся и руками
Без стеснения маши.
Равновесие как знамя,
Равновесие держи!»
Гололед – такая гадость,
Неизбежная зимой.
«Осторожно, моя радость!» —
Говорю себе самой.
Не боюсь его нисколько —
Я всю жизнь иду по льду.
…Упаду! Сегодня скользко.
Непременно упаду!
* * *
Помилуй, Боже, стариков,
Их головы и руки!
Мне слышен стук их башмаков
На мостовых разлуки.
Помилуй, Боже, стариков,
Их шавок, васек, мосек…
Пучок петрушки, и морковь,
И дырочки авосек.
Прости им злые языки,
И слабые сосуды,
И звук разбитой на куски
Фарфоровой посуды,
И пожелтевшие листки
Забытого романа,
И золотые корешки
Мюссе и Мопассана.
Ветхи, как сами старики,
Немодны их одежды.
Их каблуки, их парики —
Как признаки надежды.
На них не ляжет пыль веков,
Они не из таковских.
Помилуй, Боже, стариков!
Помилуй, Боже, стариков…
Особенно – московских.
* * *
Мне другую ночь не спится.
Невеселые дела!
То ли кошка, то ли птица,
То ли женщина была?
То она в окно глядела,
То, забившись в утолок,
После плакала и пела
Или билась в потолок…
Я подумал: если баба,
Для чего ей два крыла?
А если птица – то она бы
Улететь вполне могла.
Но ходила у окошка
И лежала у огня
То ли птица, то ли кошка,
То ли баба у меня…
Если птица – не годится
Ей стирать и убирать:
Надо же собой гордиться,
Птичью гордость не терять.
Но если вовсе ты не птица
И живешь в моем дому, —
