Лили сама по себе

Jacqueline Wilson

Lily alone

Text copyright © Jacqueline Wilson, 2011 This edition is published by arrangement with David Higham Associates Ltd. and Synopsis Literary Agency.

Иллюстрация на обложке Валентины Яскиной

Иллюстрации Виктории Тимофеевой

© Шишкова И.А., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Это я виновата. В пятницу вечером, еле уместившись на диване, мы все смотрели очередную серию фильма «Улица Коронации»[1]. Ну, скажем, никто из нас толком её и не смотрел. На подлокотнике на корточках примостилась Пикси и, размазывая вокруг рта томатный соус, лопотала, что у неё такая же помада, как у мамы. Моя самая младшая сестрёнка могла бы побить мировой рекорд, если бы как попугай повторяла одно и то же. Ей три года, и она трещит без умолку, хотя в основном болтает чепуху.

Блисс, другой моей сестрёнке, шесть лет, но она почти всё время молчит. В тот вечер она лежала на спине на диване, теребя свои длинные белёсые волосы и прижимаясь лицом к плюшевому мишке. Под боком у неё была припрятана любимая книга сказок. Бэкстер, её брат-близнец, нелепо завывая, подражая рёву гоночной машины, катал по её ногам спичечный коробок.

Я листала страницы одного из маминых журналов, гадая, каково это – быть богатой и знаменитой, и пытаясь разобраться, на месте какой из знаменитостей мне хотелось бы оказаться. Отнестись к ним всерьёз было трудно, потому что им всем успели подрисовать густые усы. Наверняка это Бэкстер поработал своей синей шариковой ручкой.

Мама была единственной среди нас, кто действительно сидел и смотрел на экран. Но я знала, что она не следит за тем, что происходит с персонажами фильма. Она не поменяла позы, когда пошла реклама. Так и сидела, подперев рукой подбородок и уставившись в никуда большими, ничего не выражающими глазами.

– Мам? – слегка толкнув, окликнула её я. – Мам, с тобой всё в порядке?

– Да.

– По твоему виду не скажешь.

– Ах, Лили, помолчи, – устало ответила мама.

С тех пор как умер Пол, она всегда притворялась усталой. У неё совсем не было сил ни вставать по утрам, ни ложиться спать ночью. Не было сил идти на работу в столовую и потом, когда она её потеряла, трудно было искать другую. Она просто сидела дома, уставившись в пространство, и курила.

Я заставила её пойти к врачу, потому что страшно за неё волновалась. Он выписал ей таблетки от депрессии. И сказал, что какое-то время погоревать, когда ты только что потеряла мужа, вполне естественно. Я этого не понимала. Когда Пол был рядом, он не очень нравился маме. Он не нравился никому из нас, даже Пикси, а ведь он был её отцом. Он либо кричал и распускал руки, даже маме доставалось, либо, отключившись от всего на свете, тупо лежал на диване в своих нелепых брюках, жилете и носках. А ещё нам не разрешалось сидеть на собственном диване при нём. Мама бормотала, что он её большая ошибка и только место зря занимает. Говорила, что, когда дело касается мужчин, вкус её всегда подводит. Вот этого я никак не могла понять. Без мужчины рядом она превращалась в зомби и вела себя так, словно вот-вот наступит конец света.

Я не могла на неё смотреть в подобном состоянии – такую неухоженную, в спортивных штанах и бесформенной футболке. Мама, если бы захотела, могла выглядеть великолепно, лучше любой модели из журнала. Когда она наряжалась, чтобы куда-нибудь выйти, у меня сердце замирало – так она была хороша. Вот поэтому и сказала:

– Мам, почему бы тебе не пойти куда-нибудь?

– Что?

– Давай сходи в «Фокс», повидайся со старыми друзьями!

«Фокс и хаундз»[2]– это паб через дорогу от нашего дома. Около него есть садик, и летом мы с братишкой и сестрёнками часто торчали там с мамой и Полом, а до этого с Мики, отцом Бэкстера и Блисс. Мама говорит, что она брала меня с собой и когда мы жили только с ней вдвоём. Она привозила меня в коляске, и я, очень всем довольная, сидела, похрустывая чипсами. Мама вспоминала, что я всегда была спокойной малышкой. Со мной у неё было вдвое меньше проблем, чем с Бэкстером и Блисс. А уж Пикси не ребёнок, а сущий кошмар – и двух минут не может спокойно просидеть в коляске, выгибает спину и орёт, когда ты пытаешься её туда засунуть.

– Не говори ерунды, Лили. Я не могу пойти в «Фокс» – не брать же мне вас с собой!

– Я и не говорю. Я только хотела сказать: иди туда одна. С малышами будет всё в порядке, я за ними присмотрю.

Покусывая ногти, мама взглянула на меня:

– Правда?

– Да, конечно.

Мама продолжала грызть ногти, волосы лезли ей в глаза… Я понимала, что она обдумывает моё предложение. Она сто раз оставляла на меня малышей, когда ей нужно было пойти на почту, или в газетный киоск, или в бар (хотя за рыбой с картошкой она посылала меня).

– Вечером мне не стоит оставлять вас одних, – сказала мама.

– Но оставляла же, когда начала встречаться с Полом, – напомнила я ей.

– Да. Но не надо было этого делать. К тому же я уходила, когда вы уже крепко спали.

– Я уложу малышей. Всё равно я почти всегда укладываю их спать.

– Я знаю. Ты хорошая девочка, – пробормотала мама и, перегнувшись через Бэкстера с Блисс, погладила меня пальцем по щеке. – Иногда я забываю, что ты маленькая.