Англия, 1709 год
Быстрее!
Взмыленную лошадь пришлось бросить и дальше передвигаться пешком. Эдриан бежал изо всех сил уже целую милю. Ноги ритмично отталкивались от земли. Все инстинкты, все душевные силы и воспоминания слились в нем в единое целое, чтобы помочь этому целеустремленному бегу по темному полю, где он играл ребенком, а потом, став мужчиной, любил ее.
Быстрее!
Огни Ходдерби, уже давно мерцавшие вдалеке, стали ярче. В горящих окнах Эдриан различал сдвинутые портьеры. На светлом фоне двигались черные тени, выглядывали наружу. Одна из теней – Нора. Нора ждет его. Она сильная. Она выдержит, а он успеет.
Быстрее!
Эдриан споткнулся, тело пронзила резкая боль. Он, словно очнувшись, вдруг ощутил, как воздух царапает горло, как нестерпимо горят легкие, как ноет незажившее плечо и синяк на ребрах от удара отца. На корабле его привязали цепью, чтобы не убежал. Родные заявили, что желают ему добра, что иначе его жизнь будет разрушена. Брат хлопнул его по раненому плечу и со смехом смотрел, как он морщится. А потом, когда Эдриан плюнул в его ухмыляющееся лицо, брат, бормоча проклятия, ударил его ногой, как бродячего пса.
– Когда-нибудь ты сам скажешь мне спасибо, – заявил он вместо прощания. И, вытерев лицо, добавил: – Тогда я приму твои извинения.
Извинений не будет.
Быстрее!
Из подступающих сумерек показалась толпа празднично разодетых, покачивающихся мужчин и женщин. Их пьяный смех далеко раскатывался в студеном осеннем воздухе. На головах и талиях девушек были венки из прихваченного на свадьбе флердоранжа – цветка невесты.
Не ее цветка, сказал себе Эдриан. Еще не время. Она не смирится. Она дождется.
Его заметили. Раздались приветствия. У него не было сил ответить. Сейчас он не бежал, а летел, летел к пасторату. «Быстрее, – подгонял себя Эдриан, – быстрее!»
Англия, 1715 год
Нора сидела перед зеркалом, а служанка по имени Гризель заплетала ей на ночь волосы. По дороге простучали копыта. На мгновение Нора испытала невыразимое облегчение – это Дэвид. Ее брат наконец вернулся, и теперь весь груз ответственности ляжет на его плечи. И слава Богу. Нору вконец измотали мужские обязанности.
Горничная распахнула окно, выглянула наружу и вскрикнула:
– Всадники короля, миледи, – сообщила она через плечо.
Нора ощутила, как от лица отхлынула кровь. Королевские солдаты являются к ночи, не отправив гонца, чтобы предупредить хозяев? Это могло значить только одно – обитателей дома решили захватить врасплох. Такой визит не к добру. Ее кто-то предал.
– Подай одеться. – Нора поднялась. – И зашнуруй побыстрее. Окно пусть будет открыто.
Гризель испуганно принялась за дело. Нора нетерпеливо ждала, слушая, как уснувший дом снова возвращается к жизни. Во внутреннем дворе залаяли собаки. Звякнула цепь. Заржала лошадь. В холодном ночном воздухе разнеслись мужские голоса. Слов было не разобрать. Нора различила троих, потом услышала четвертого. Сердце замерло.
– Сколько их? – спросила она. – Ты можешь сказать?
– Я видела… восемь?.. Или нет, девять лошадей!
– Так много? – Нора подумала о письме, которое пришло на прошлой неделе. Из-за мятежей в Оксфорде правительство вспомнило о старом законе, который приняли еще до Гражданской войны. Он позволял агентам короля обыскивать любой дом, где, возможно, скрываются изменники. Но забраться в самую глушь Ланкашира… И привести столько людей…
Очевидно, незваные гости были уверены, что не уйдут с пустыми руками.
Она вздохнула, но тут же одернула себя – бояться нечего. Гризель отступила. Нора расправила плечи и посмотрела на свое отражение в большом угловом зеркале – маленькая, смуглая, почти не различимая в полутьме комнаты. Нет, так не пойдет! Она вздернула подбородок, стараясь изобразить гордый вид. Незваные гости будут вести себя в зависимости от ее манер. Надо, чтобы они видели перед собой знатную даму, требующую к себе уважения.
– Что им понадобилось? – прошептала за спиной Гризель.
Нора обернулась. Служанка нервно вертела в руках кружевную накидку. Во взгляде читалась беспомощность. Нора в который раз ощутила гнев. Безумные замыслы брата навлекают опасность на всех, кто находится от него в зависимости. Холодные дожди, скудный урожай должны бы привлечь его домой, в поместье, а он вместо этого занимается интригами во французских дворцах и подставляет головы близких под топор.
Мысль была трусливой, и Нора прогнала ее прочь. В конце концов, у Дэвида тоже нет выбора. Когда скончалась ее величество и немец из Ганновера уселся на английский трон, враги их отца заняли выжидательную позицию, нашептывали в уши короля лживые речи. Кончилось тем, что отца отстранили от должности, лишили титула и выдворили из Англии.
Разумеется, ни отец, ни Дэвид не стали терпеть подобного оскорбления. Брат часто говорил, что лишь псы и трусы лижут башмак, который их пинает. А если бы Колвиллы и смирились, кто сказал, что позже их не лишили бы и этих земель? Короне уже отошли их более обширные владения, но покойный муж Норы сделал все, чтобы Ходдерби и его окрестности остались в семье.
