1. Пролог
Четвертая стадия...Четвертая стадия...Четвертая стадия...
Два слова, что раскололи мир на до и после.
До — это когда полна сил, ожиданий, надежд.
После — нет ничего. Лишь сплошная темнота и беспросветное времяпрепровождение последних дней жизни.
Хочу ли я умирать?
Не знаю.
Не пробовала.
Но одно точно — вряд ли мне это понравится.
Я уронила голову на сложенные на столе руки. Плакать не хотелось. Если бы это помогло, то стало бы намного проще, но вот только не поможет. Я была чертовой реалисткой и уж чего-чего, а уж розовых очков никогда не носила. Не стоит их надевать и сейчас. Вот только всхлип был слишком громкий, пугающий саму себя. Как бы мне этого не хотелось, но внутри все кричало «почему именно я?». Ответа на этот вопрос у меня не было. Я подумала сколько раз подобное приходило в голову совершенно незнакомым людям? Сотни, тысячи, десятки тысяч или миллионы миллионов раз? Наверное, не меньше. Жаль, что даже в этом я была не оригинальна, а о первенстве, вообще, не стоит говорить.
Мерно гудел головизор в холле медицинского центра, в который я отправилась сдавать анализы и где услышала свой смертный приговор. На экране бегали собаки, счастливо помахивая хвостом, смеялись люди над не веселыми шутками, светило солнце, на которое было готово набежать облачко, улыбались белозубые продавцы воздуха, обещая все и сейчас, однако меня это теперь меньше всего интересовало. Мир сжался до страшного диагноза, утверждающего, что жить мне осталось всего ничего. Быть может несколько месяцев. Максимум два или три. И это в лучшем случае. А в худшем может и того меньше. Болезнь, как сказал врач, захватила огромную территорию, результаты анализов были тому подтверждением.
Перед глазами стояла черная пелена безысходности. Я не знаю как добралась до дома. Слишком страшным было потрясение всколыхнувшее мой размеренные мир. Все к чему я стремила, чего желала, о чем мечтало враз рассыпалось на мелкие кусочки, собрать воедино которые не представлялось возможным.
Я еле добралась до кровати, делать ничего не хотелось, двигаться тем более. Мне казалось, что даже воздух вокруг меня стал густой, словно желе, через которой невозможно было пробиться. Проще было лежать без движения. Когда-то мама говорила «ляг поспи и все пройдет». Может быть и в моем случае подобное возможно?
Страшно заснуть с мыслью о том, что завтра может не наступить, но еще страшнее проснуться с мыслью, что каждая последующая минута окажется последней.
Я тупо уставилась в потолок, гадая, каким образом провести остаток своей жизни. А ведь я планировала, что она будет долгой и успешной, а оказалось все совершенно не так. У меня были такие грандиозные планы на будущее. Создать семью, вырастить детей, состариться в окружении родных и близких. Осознание конечности существования давило тяжелым грузом на плечи. Хотелось выть от безысходности, рвать и метать. Вот только вряд ли это теперь мне поможет. Я почему-то сразу приняла случившееся за данность, поверила и приняла.
Заснуть никак не получалось, сколько я не старалась. Мысли одна страшнее другой теснили голову. Она буквально трескалась на части. Я сжала руками виски, стараясь хоть как-то облегчить свое существование. Шла середина ночи. Захотелось забыться и хоть толику времени не думать о скором конце.
Я встала с кровати и прошлепала на кухню, где-то в холодильном отсеке завалялась початая бутылка салимского самогона, оставшегося с незапамятных времен переезда в новую квартиру и специально припасенного для рабочих. Откупорив бутылку, я опрокинула сосуд, так что жидкость потекла в меня. Горло обожгло так, что дыхание перехватило. Я закашлялась. Из глаз брызнули слезы. Зато боль отвлекла от моральных страданий. Я, зажмурившись, хватила еще один глоток. Внутри разгорался небольшой пожар. После третьего глотка мир подернулся легкой дымкой и потихоньку стали отступать на задний план грустные мысли. Четвертый глоток прокатившийся по пищеводу заставил задуматься о совершении чего-то такого эдакого, что было бы не в моих привычках. Пятый приблизил паука, плетущего свою паутину в дальнем углу комнаты на несколько метров ближе. А может быть это я с ним собралась выпить на брудершафт? Я спросила паука об этом, но он мне не ответил. Оказался жутким молчуном. Хотя, как мне потом вспоминалось он все же со мной разговорился, вот только позже я не могла вспомнить тему нашей беседы. Скорее всего мы болтали, как заправские друзья, о жизни и ее перипетиях.
В итоге, когда бутылка оказалась пуста, в моей голове не осталось никакого сожаления о быстротечности жизни. А я сама заснула тут же рядом с бутылкой. Неплохое соседство для забытья о бренности жизни, все же это не тетка с косой и белым ликом, что стояла в самом конце моего жизненного пути.
Вот так случайно я нашла для себя средство забвения.
На утро же пришло осознание ближайшего будущего. На душе стало тошно. Самым странным было то, что похмелья не наблюдалось вообще, это и радовало, и смущало. Может паучок плеснул мне своего яда? Что и поспособствовало столь радужному состоянию здоровья, но не души.
