Маленькая повесть о первой любви.
На то она и первая любовь,
чтоб быть ей не особенно удачной.
История эта началась, когда к нам из параллельного класса перевели мальчика. Наша учительница рассказала, что одноклассники его травят за то, что он не похож на них, а родители даже хотели отправить своё нестандартное чадо в другую школу, но… на педсовете было решено перевести его в наш дружелюбный коллектив в порядке эксперимента. Она предупредила нас, что это умный, очень начитанный, но «довольно скептически настроенный молодой человек. Он часто спорит с преподавателями, пытаясь обнаружить их недоинформированность по предмету, и позволяет себе иронизировать по этому поводу». Она призвала нас быть с ним тактичными, но не позволять наглых выходок но отношению к учителям, вовремя останавливать его, а если нам будет трудно – обращаться к ней. Нам было очень интересно – кто же это такой лихой парень? И вот он пришёл… толстенький, небольшого роста еврейский мальчик с огромными зелёными глазами и жёсткими рыжеватыми кудрями, его звали Миша Перельман. Формы у него никогда не было – видимо, большой размер был дефицитом – и он ходил в школу просто в брюках и светлой рубашке, а когда было прохладно, надевал тёмный джемпер. Как многие мальчишки нашего времени, он не обращал внимания на пятна на одежде и грязные манжеты или воротник. Впрочем, к его довольно неопрятному внешнему виду мы быстро привыкли – наше внимание было приковано к его смелым, иногда даже наглым, но часто вполне разумным высказываниям на уроках. Уважения к учителям он не проявлял никакого. Это меня раздражало – я была воспитана иначе. Я тоже много читала, но принимала окружающих с заведомой симпатией и вежливостью, тем не менее, он мне понравился, оказалось, эрудиты – моя эрогенная зона. У нас складывались добрые приятельские отношения.
Наступило лето. Оно было наполнено разноцветными событиями, особенно в трудовом лагере в Ставрополье. Были такие лагеря в нашем советском детстве. Они организовывались на базе школы: учителя ехали с нами в качестве вожатых, а ученики должны были выполнять различные сельскохозяйственные работы в совхозе. Совхоз обеспечивал нас жильём, питанием и даже небольшими зарплатами, но дорогу оплачивали родители. Для нас это был шанс проверить себя в работе и пообщаться с друзьями вне школы, а также единственная возможность законно заработать какие-нибудь деньги. Трудовой лагерь – супер интересное приключение для московских школьников: спали на матах в спортзале школы, забыв свои мягкие детские кроватки, утро на грядках – прополка, окучивание, сбор урожая, после обеда – купание в местном пруду. В лагерь из нашей компании поехали мы с Ленкой – она была моей близкой подругой – и ещё несколько ребят, но Миши в их числе не было.
Я писала маме: «Дорогая мамочка! У меня всё хорошо. …Я мечтаю о твоих пирожках с зелёным луком и бульоне из курочки – супчик здесь не очень, но в целом кормят прилично…. Мы вчера весь день собирали черешню, и всю ночь мне снились бордовые ягоды на фоне зелёных листочков….» На работу и с работы нас возили на грузовиках – незабываемое впечатление. Мы ехали в косынках, потому что если нет, то волосы полоскались на ветру, набирая столько дорожной пыли, что к концу поездки стояли дыбом. В этом случае их нужно было бы мыть каждый день, а горячей воды не было. Подпрыгивая от отчаянной тряски в кузове, девчонки самозабвенно орали всякие современные шлягеры, типа «Как прекрасен этот мир», «Последняя электричка», «Этот зимний сад», «Первая любовь», «В белом платье с пояском…», «Колокола», «Ты у меня одна» и т.п., укрепляя свою решимость «отбарабанить» ещё один трудовой день. «На плантациях» нужно было постоянно проявлять силу воли, так как после первого же часа работы хотелось пить, есть, уйти тайком в тенёк и прилечь там, но было нельзя! Позор! Мы же – комсомольцы! Вечерами мы впервые испытывали чувство настоящей усталости, когда не хочется ни танцев, ни прогулок – скорее СПАТЬ!!!
И вдруг нашу и так пёструю от острых ощущений жизнь потрясло ещё одно событие – Мишка Перельман самостоятельно, один приехал навестить нас! Как ему это удалось? Может, помогло то, что благодаря полноте он всегда выглядел гораздо старше своих лет? А про паспорт соврал, что забыл дома – в 70-е не всегда требовали паспорт в поездах. Мальчишки, с которыми он уже успел подружиться, устроили его ночевать на матах; на работу он съездил только один раз, а потом ещё два дня слонялся по лагерю в рабочее время. Далее был выходной, это был последний день его пребывания в лагере. В этот день он долго ждал меня у входа в нашу «спальню», и когда я вышла, мне стало не по себе: я испытала в полный рост чувства, которые описываются выражением «пожирать глазами». Я кивнула в смысле: «Привет!» и хотела пройти мимо, но он остановил меня, взяв за руку. Из-за спины показался небольшой букетик полевых цветов. Сердце моё забилось чаще: «Это мне? Неужели?..» Он вручил его мне, краснея, и не мог ничего больше произнести. Я не узнавала наглого, самоуверенного скептика, которого привыкла видеть на уроках. Я улыбнулась, и поднесла цветы к носу.
