Старуха:
Я-то вот, старуха древняя уже, а маску с лица снимала всего три раза в жизни. Первый самый, это когда девчонкой в озере тонуть стала. Маска сама тогда с меня слетела. Деревянная, плотная. Осталась плавать на воде. Раньше-то все маски деревянными делали. Слава Первым, отражение свое без маски в воде увидеть не успела.
Второй раз маска сама на мне треснула, к ногам упала. Я тогда чуть наземь не легла, подурнело мне. Хорошо, вторую в мешке под рукой нащупала. Надела сразу. Прикрыла срам.
Наша семья всегда традиции одна из первых в городе чтила. Древний род. Маска моя мне от бабушки досталась. Умерла бабка – сняли маску. Закопали в солевую гору на площади. Через год, в день смерти бабушки, достали из солевой горы и в сундук. А детскую маску бабушки- младшей внучке прилюдно надевают.
Стоит ребенок в детской маске своей, которую сразу после рождения Жрец надел. Жрец так быстро маску новорожденному надевает, чтоб ни мать, ни те кто рядом помогают, лица ребенка увидеть не успели.
А вот, когда детскую маску меняют по совершеннолетию, черную ткань накинут на голову, Жрец под тканью маску поменяет. Откинут ткань – поздравляют все. Взрослая уже. А детскую маску – в соль. А через год дома в сундук с масками положить можно. Так моя-то маска, кто знает, сколько поколений передавалась. Может еще при самых Первых, Слава им, ее носили предки мои. Вот она и раскололась от старости. Я-то закон хорошо знала: «Если маска сошла с тебя – вторую немедля надень». Если и со второй, что не так -лицо руками закрой, и беги домой скорее, чтобы во время бега твоего позорного, люди срамоту отвратную увидеть не могли.
Успела я тогда вторую надеть. Я без второй даже дома не хожу. А вторая-то моя маска, постарше всех моих масок была. На самом дне сундука лежала. Видно, жук источил ее всю. Я и не заметила. Надела я маску эту вторую свою, а она в пыль, в кусочки мелкие раскрошилась.
Бежала я всю дорогу, только о сундуке с масками и думала.
Закон гласит: «Чтобы маску дома на другую поменять – останься один. Лицом в темный угол повернись. Быстро маску поменяй. После, к зеркалу можешь подходить».
Забежала в дом. В доме, к счастью, никого. Открыла сундук. Маски там. Все деревянные, тяжелые. Для рта дырка небольшая, только чтоб ложечка маленькая проходила. Чем меньше дырочка для ложки, тем девушка добропорядочнее. А сейчас-то, молодые, маски из соломы плетеные, из стекла черного понаденут. Дырки для рта – хоть кулак просунь. Срам один.
Все болезни-то от того, что маску неправильно носят. А ведь те, кто чтят закон, и помнят каждое слово его, знают: «Маску носи не так плотно, чтоб лицо болело. И не свободно, чтоб ветер под маской гулял. Взгляды грешные привлекать».
Раньше маски в добропорядочных семьях в сундуке держали. Все маски до единой в солевой горе по году держаны. Одна в одну. А теперь-то на стены в дома вешают. Зачем это? В законе запрета нет, конечно. Но чувствую- не к добру.
А вот еще, моду завели – маски разных цветов делать. Говорят, от Первых запрета не было, на цвета разные. Да это еще что. Стали у масок края дырок для рта в верх загибать. Мы то помним, края вниз должны уходить. Углы глаз, на маске, тоже к земле направленны. Земля нас кормит и прячет. И ходить подобает в землю глядя.
А вот слышала я, как люди рассказывали: «Жена мужу говорит:
– Надень, милый, ту маску, в которой ты меня женой просил стать. Надень, вспомним былое.
А он:
– Нет, – говорит, – Не надену. Что было, то прошло.
Взяла тогда жена эту маску, положила на кровать, сидит – любуется. Увидел это муж, отнял маску и в печь. Жена криком кричать. А муж этот, увидел, что маска его горит, да как закричит. Смотрит жена, а у него, из под маски его, которая на нем, огонь и дым идет. Страшно».
А вот Жреца понесли. Хоронят. Не выдержал он. Чести удостоился, Жрецом стать. Но не перенес.
Помню, как выбирали его. На площади, возле Солевой горы. Трое самых старых жителей города держали в руках мясо свежее – кровь не спущена. А в центре – волк, в клетке деревянной. Веревка за дверцу клетки привязана. На мертвое дерево переброшена и к вершине Солевой горы протянута. Дева невинная на горе стоит. Потянет за веревку – дверца вверх. Волк семь дней не кормлен. Выходит из клетки. К какому старцу подойдет, тот мясо ему и отдаст. Будет этот старец Жрецом. Волка жизни лишили и возле каменных Первых, Слава им, положили.
Плакала я от счастья тогда. И не только я. Жрец то маски не только живым меняет. Приходит время, умер если кто – Жреца зовут. Нужно маску Жизни снять и маской Смерти заменить.
Красивые маски Смерти раньше-то были. Дырок для глаз и рта нет. Стеклом битым и углем колотым украшены. Отвернется народ – Жрец и поменяет. Маску Жизни в Солевую гору сразу.
Жрец-то, если первую свою маску Смерти поменяет покойничку, выдержит, не уляжется с покойничком рядом, значит быть ему Жрецом. До самой смерти своей. А если безумие им овладеет, от смущения такого, то в почетный храм Жрецов поместят его. В храм этот люди поклониться идут. Если Жрец смеется под маской – к удаче. Плачет – жди беды. Долго стоять можно в храме. Понять чтобы, плачет Жрец безумный или смеется.
