Пролог
Год 1422 от Слова Божия
Посвящаю своему сыну, вашим детям и взрослым, ещё не забывшим, что чудеса случаются, а мечты сбываются.
С сердечной благодарностью:
Мудрой и остроумной Людмиле Астаховой – за дружеское соучастие и здоровый сарказм, ведущий лучом света из тупиковой ситуации.
Весёлым путешественникам Диане Удовиченко, Анне и Илье Герасимовым и Галине Ли – за неиссякаемый юмор, приобщение к особенностям разноместного колорита и беседы о четвероногих друзьях.
Замечательным Анне Одуваловой и Марине Голубевой – за жизненный оптимизм, отзывчивость и размышления об изысках великого русского языка.
– А знаешь, кто к нам приехал?! – задыхаясь, с порога выпалила Феодора. С подобными новостями она прилетала через день: молодой город быстро заселялся беженцами почти всех рас, оставшимися после гражданской войны без крова, да бывшими солдатами, увечными или не желавшими более проливать свою и чужую кровь.
– И кто? – спросила Марта, ради подружки-знахарки изобразившая польстивший той интерес. – Надеюсь, кто-нибудь из мастеровых, пахарей нам и своих хватает.
– Эльф!
– Эльф?! – опешила Марта. Уж кто-кто, а остроухие жить в их захолустье вовсе не стремились. – Ты ничего не перепутала?
– Да нет же! Пойдём посмотрим, они с тем солдатом у ворот спешиваются, про места спрашивают.
Свободные места в Северинге были временные полуземлянки, оставшиеся после первых поселенцев, уже отстроивших избы. Марта надела полушубок, повязала шаль (красную, праздничную, ведь «тот солдат» вполне мог стать тем, единственным навсегда) и поспешила за ускакавшей вперёд подружкой.
Эльф действительно оказался настоящим эльфом, правда, ещё совсем маленьким, не старше десяти лет. Мальчик восседал на огромном красном жеребце и свысока с напускным равнодушием взирал на мирскую суету, родившуюся по поводу новосёлов. Напускным, потому что зрачки расширились настолько, что от радужек остались только узкие тёмные ободки, а ручки судорожно стискивали загривок огромного чёрного кота. Бледно-золотые кудряшки в беспорядке рассыпались по плечам и, похоже, давно плакали по гребню. Вокруг собралась толпа, но на правах уважаемой травницы Марта без помех пролавировала к маленькому всаднику. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что глаза у мальчика ярко-зелёного цвета, а кожа очень светлая, будто не знавшая солнца. Из распахнутого ворота курточки выглядывал бинт, туго перетянувший грудь ребёнка. У самой Марты детей не было, и, быть может, поэтому чужой плач особенно остро резал по сердцу. Женщина приветливо улыбнулась – обычно детки, даже очень грустные, обиженные или сердитые, тоже улыбались ей в ответ:
– Ты откуда к нам, маленький?
Эльфёныш поглядел на неё так, как сама травница смотрела на ползущего по скатерти клопа – придавить бы, да вони будет…
Между лопатками растёкся холодок: у ребёнка с кукольным личиком взгляд был не взрослый даже, а какой-то звериный.
Кот-домовой по имени Симеон, до этого спокойно сидевший у ног эльфёныша, вдруг, встав на задние лапы, прижал переднюю к груди и отвесил поклон всем разом, а Марте – персонально.
– Издалече мы, уважшшаемая! – как нищий на паперти завыл он. – Все ножшшки истоптали, головушшки выстудили, а в животиках который день вольный ветер свищщет! О-о!
Кто-то громко захохотал, горожане подхватили. Кот показушно схватился за голову, явно и дальше намереваясь ломать комедию о сирых и убогих.
– Evienn’ven, Simhenne [1], – дёрнув его за хвост, строго шепнул мальчик.
– Симеон, кончай прибедняться! – одёрнул статный мужчина, темноволосый, с прямым светлым взором и лихими усами. Домовой, щёлкнув когтями, демонстративно испарился в воздухе. – Простите этого прощелыгу. Берен Грайт.
– Просто Марта, – травница пожала крепкую надёжную руку.
Да, этот солдат вполне мог стать тем…
– В общем, как видите, тихо у нас, мирно, люд хороший – самое оно опосля войны раны лечить, – продолжил прерванный разговор Прокопий. – Да и детворы пруд пруди, пацану скучно не будет… Ага?
В ответ на заговорщицкое подмигивание эльфёныш окатил капитана стражи ушатом моральных помоев, затем зевнул в кулачок.
– Суровый он у вас…
– У него всю родню убили, да и сам едва в живых остался. Ещё месяца не прошло, – Берен говорил шёпотом, но мальчик услышал и сердито выпятил подбородок.
Из-под ног собравшихся, виляя задом и потешно взвизгивая, вывернулась чёрно-белая бестолковая Майка, ткнулась собачьей мордой в Мартину руку, но, не обнаружив лакомства, не огорчилась. Вдруг дворняга поставила ухо торчком и, повернувшись в сторону эльфа, шумно потянула носом. Едва заметно ухмыльнувшись, мальчик выгнул правую бровь, и Майка упала на брюхо и поползла, поскуливая и разметая хвостом снег…
– Ты хочешь здесь остаться? – мягко спросил Берен.
Отвлёкшись от собаки, эльфёныш пожал плечами и болезненно скривился.
– Тогда остаёмся… Может, я тебя на руках понесу, Арвиэль?
Мальчик вцепился в луку – аж пальцы побелели.
Значит, Арвиэль. Что-то рычаще-веющее, как шквальный ветер. Красивое имя. Малыш устал с дороги, ему больно, наверное, поэтому и ведёт себя так… непросто.
– Пойдёмте ко мне обедать, – смело предложила Марта. – У меня щи вчерашние, настоявшиеся, пирогов с утра напекла.
