– Н-да – а… промычал он сквозь зубы, в которых была зажата сигарета, и переместил её языком, отчего пепел припорошил ему грудь.
– Тьфу ты! – хотел он выругаться, так вынуть сигарету не получалось: в правой руке булькала закадычная подруга – бутылка пива; а левой не было, оторвало на службе.
Награды, завоеванные собственной кровью, тоскливо мерцали сквозь стеклянные дверки шкафа. Они не могли вернуть Герою ни левой руки, ни его боевых товарищей, и уж тем более, – залатать душевных ран. Напротив, стоило ему открыть дверку шкафа, как иглы наград, пришпиленные к военной форме, впивались в сердце пулями, что покосили товарищей в бою, как и сейчас, жаля по его беспомощности.
И он пыхтя, опять передвинул сигарету во рту, и неудачно, отчего пепел полетел уже в глаза. Комната сотряслась от ругательств. Витёк, наконец, сообразил выплюнуть сигарету, и теперь она покинула уютное гнёздышко, где так славно дымила, отравляя своего хозяина…
Увы! Теперь она присоединилась в виде окурка, к пустым бутылкам на полу. Всякое, конечно было: и засыпал с куревом во рту… Но чтобы вот-так, по – предательски, фукнуть в глаза!
Он приложился к пиву, допил его. В мозгу что – то зашевелилось, похожее на мысль: – А как же ни разу не загорелась подушка?!
Он резко сел на диване, и тут же упал – от головной боли.
«Вот зачем было так напиваться?! – тоненько пропищала Совесть, где – то далеко – далеко…
Кажется, в пятках…
Он пошаркал пятками.
Потом ещё, и, кажется, полегчало.
Боль не так пронизывала мозги. Он закинул ногу на ногу, и всматриваясь туда, где Совесть пыталась дать о себе знать, снова повторил, косясь на пальцы ног, а вернее – на ногти завидной длины: – М-да – а!…Как у поручика Ржевского – скоро стучать, вместо копыт будут!
Пиво кратковременно заглушило похмелье, и он улыбнулся собственной шутке. Потом повернул голову на бок, и увидел батарею пустых бутылок у дверей комнаты. Он снова застонал: ну как он мог столько выпить!?
Такого просто не может быть!
Глядя на отблеск стекла, вдруг почувствовал нехороший холодок, скользнувший кратковременно, но ощутимо по всему телу. В такие минуты он звал кота, и тот подставлял ему тёплый мохнатый бок.
Кот – единственный, кто принимал его всегда, даже – пьяным. Но где же котяра, этот толстяк, способный убаюкать Витька без бутылки?
Изморозь до липкого пота прошлась уже по ногам, добирается до груди, от одного лишь воспоминания сна – кошмара, что видел он.
Кошмар, где в постели обнимала его Бывшая!…
Марево – сон, где слышится звук бьющегося стекла, переходящий в умопомрачительный звон, в пение хора тонких – тонких голосов, – такого он ещё не слышал, – и оно хуже собачьего воя, пробирает до костей…
Даже сейчас, когда Витёк проснулся.
На руке он заметил кровавые подтеки, засосы, где целовала его Бывшая.
– Это что?…Действительно – было!? – с ужасом подумал он. Ладонь противно тряслась. Он схватил допитую бутылку с пола, и с диким выкриком запустил в дверь.
Она как раз, открылась.
Там стояла Бывшая, которой уже не было в живых.
– У-у-у!… – морозящим до тошноты голосом произнесла красивая женщина.– Да тебе скоро к нам можно собираться! – и потёрла мертвенно – белые ладони…
Он стал шарить под матрасом. Нащупав пистолет, дрожащей рукой достал его.
Прошипел: – Пшла… Вон пшла, зарр-раза!
– Стреляй, дурачок! – улыбнулась она, и откинула окровавленную прядь рыжих волос.– Только не промахнись! – она открыла зияющую дырку во лбу. Из неё ещё сочилась кровь.
– Тебя же… убили! – прошептал Витёк.
– Так, да не так! – рассмеялась рыжая бестия, и захихикала нежным голоском, который быстро перешёл в невыносимое пение адского хора.
– Ну, хватит! – заорал он, и выстрелил наугад.
Шум знакомого оружия привёл его в чувство.
Дым рассеялся: на дверях прибавилось отверстий. Это был её не первый визит.
Он откупорил ещё пива.
Залпом выпил. Не помогло.
– Так!…Уже не помогает! – он заметался по комнате в поисках одежды. Дотянулся до выключателя.
Бесполезно.
– Какого чёрта!?… – заругался, обнаружив, что он не работает.
– Света нет. Для тебя он погас, Герой.– она сидела на диване, голая.
Он в ужасе попятился.
– Ну – ну! Я предвкушаю поцелуй, и вижу – ты мне очень рад! Недавно мы делили постель, и ведь ты на мне не был ягнёнком, верно? – она раздвинула бедра, – Когда – то ты покрывал эти ноги поцелуями с низу, до самого «ни- ха- чу-у! – протянула рыжая, и подняла одну ногу на диван. Погладила её от бедра к колену.
А дальше… А дальше – виднелось… волосатое копыто!
– Но… тогда у тебя были ноги, а не … – начал заикаясь он.
– А не копыта? – усмехнулась она.– Да ты на себя – то посмотри! Тоже мне – святоша!
Он глянул на свои ноги.
– Нет- нет!…Этого не может быть! – бормотал он.
– Чего не может быть —того уже не будет! – отрезала она. Потом тряхнула рыжей шевелюрой, от чего он невольно вздрогнул, – уж так хороша, на живую похожа!
А потом её лицо исказила жуткая гримаса, и он понял, что наверно, этот визит – окончательный…
А Бывшая уже меняла голос: в нём появились визгливые нотки, из адского хора: – Ты думал, став последним алкашом, и таскаясь с замужними тётками, – сделал очередной подвиг? …А? …Герой?…послышалось бьющееся стекло.
