Ингрид Мот, черноволосая девочка с разноцветными глазами, узким длинным лицом, оканчивающимся скрытым под спутанными волосами широким лбом, имя своё не любила. Оно казалось каким-то слишком грубым, а грубости в её жизни хватало и так.
Её родители погибли в пьяной драке, по словам родственницы, у которой жила девочка. Именно эта родственница из милости не отдала Ингрид в приют, а дала кров, поселив даже в отдельной комнате.
Судя по виду и размеру, комната была скорее кладовкой под самой крышей дома. В ней уместилась кровать, сделанная из старых досок, на которой лежал тонкий матрац. Окошко под самым потолком было совсем маленьким, оно почти не давало света, как и сорокаваттная лампочка. Столом девочке служил деревянный ящик, на котором её и наказывали время от времени.
Когда Ингрид начала хоть что-то понимать, госпожа Грета объяснила ей, что взяла её в дом из жалости, поэтому та должна быть благодарной, отрабатывая своё питание и проживание. Сначала Ингрид сопротивлялась, но её быстро убедили, что она сильно неправа. Единственное, что запомнила девочка – боль, очень сильная боль сопровождала это «убеждение». Кроме неё у госпожи Греты и господина Карла был сын. Сына звали Фридрих, он был настоящим украшением семьи Бауэр. Толстый, круглолицый, со светлыми волосами и синими глазами, этот самодовольный, на первый взгляд, мальчишка неожиданно оказался добрым.
Больше всего Ингрид хотела, чтобы её обняли хоть разок, чтобы погладили, как гладят других детей, но… Она была «дерьмом», как её называла госпожа Грета, а, видимо, таким, как она, тепла было не положено. Когда девочка пошла в младшую школу – потому что это было её обязанностью, – она узнала, что в школе тоже могут побить. На дворе стоял тысяча девятьсот восемьдесят первый год, и в школе могли побить по лицу… И не только. Особенно Ингрид. Почему-то девочке попадало намного, намного больше других, но отчего было именно так, Ингрид не понимала. Она буквально наизнанку выворачивалась, стараясь угодить всем и в школе, и дома… Однажды силы девочки, жившей в небольшом немецком городке, закончились настолько, что она горько расплакалась прямо во дворе школы.
Фриц увидел девочку, про которую ему с детства говорили, что она плохая и никчёмная, при этом стоило мальчику хоть как-то попытаться сблизиться с Ингрид – сразу же следовало наказание. Почему с девочкой так обращаются, Фриц совершенно не понимал, решив, что родители просто за что-то ненавидят Ингрид, но вот увидев ту плачущей, мальчик подбежал, чтобы быстро увести её со школьного двора туда, где не найдут.
– Что с тобой? Что случилось? – Фридрих просто не выдержал, обнимая горько плакавшую девочку.
– Я никому не нужна… – страшные слова для семилетнего ребёнка. – Совсем никому…
– Неправда! Ты мне нужна! – выкрикнул мальчик, обнимая Ингрид так, как его самого обнимала мама. – Ты мне очень-очень нужна! Сестрёночка… – нежно произнёс он.
– Тебе же попадёт! – девочка, почувствовавшая тепло от этих слов, очень не хотела делать плохо… брату.
– Будем прятаться от родителей, – решил мальчик, прижимая к себе уже, пожалуй, сестру. – Тогда всё будет хорошо, а иначе бить будут.
– Тебя тоже? – расширила глаза девочка, пытаясь понять, как так – бить за тепло.
Этот разговор положил начало счастливому, просто очень счастливому времени – у неё был братик. Тайный, но он был, отчего жизнь казалась не такой беспросветной. Проходили дни, недели, месяцы, когда… В тот день девочку сильно побили в школе, а вот Фриц как будто исчез – его нигде не было. Задыхавшаяся от слёз девочка медленно выходила из школы, когда непонятно откуда взявшаяся огромная сосулька упала прямо перед входом в школу. Что её спасло, Ингрид и сама не поняла. Затем по дороге домой её чуть не задавила мчавшаяся на красный машина. Девочка уже дрожала, но и дома… Пытаясь пробраться к себе в комнату, она почувствовала сильный удар по спине и упала.
– Никчёмная! Отвратительная! Гадкая! – закричал Фриц, принявшись пинать девочку ногами.
– Фриц! За что? – не выдержала Ингрид, но очередной сильный удар, похоже палкой, чуть не вышиб из неё дух. В глазах мальчика, казалось, нет ничего человеческого, и от этого зрелища девочка потеряла сознание, очнувшись у себя в каморке. Что такое произошло с Фрицем, она не понимала. Совершенно не понимала, он выглядел… как будто сошёл с ума. Ингрид тихо-тихо расплакалась, она опять была совсем одна. Совсем одна в девять лет.
С того самого дня Ингрид начала ощущать, что всё происходящее – это не с ней, не про неё, не… Механически выполняя назначенную работу, девочка замыкалась где-то в глубине себя, лелея память, в которой были руки брата, совсем непохожего на то, чем стал Фриц. Единственное тепло в жизни ребёнка.
* * *
В небольшой комнате, чем-то напоминающей кабинет, в удобных креслах сидели двое мужчин. Они были как-то неуловимо похожи друг на друга. Одетые в чёрные костюмы, с волевыми лицами, мужчины, лет сорока на вид, тихо переговаривались. Серые стены комнаты скрадывали их слова, а за широким окном жил большой город, ничуть не заботясь о происходящем здесь.
