Леонид не спешил ставить яхту против ветра и выпускать паруса. Пятнадцать минут назад он отчалил с Кольского полуострова в путешествие по Баренцеву морю и намеревался заснять живописный берег в лучах заката.
Выходить в ночь рискованно, но Леонид Кириллов всегда спал лучше в тесной каюте, чем в собственной спальне. Да, да, тот самый Кириллов – путешественник, фотограф и доктор естественных наук.
Когда горизонт раскалился до розового и очертания берега приобрели таинственный иссиня-черный оттенок, близ острого мыса в спокойных водах гавани появились блестящие плиты. Кириллов подплыл ближе и заглушил мотор. Такие гладкие, словно выросшие из-под воды кристаллы. Столь правильной формы и впечатляющей динамики – Леонид почувствовал себя первопроходцем на другой планете. Затаив дыхание, он нажимал кнопку профессионального Никона, ловя причудливые волны, омывающие мыс Кекурский.
Тихий вечер. Обычно здесь бушевала заполярная природа во всей своей красе. Редкие лучики солнца пробивались сквозь завесу свинцовых туч, подчеркивая враждебный рельеф скалистых берегов. В такие дни Баренцево море затапливает свои берега, делая перемещение по суши невозможным.
Кириллов опустил камеру, созерцая красоту графитовых плит. Он до последнего отказывался ставить на парусную яхту дизельный мотор.
– Это противоестественно! – твердил он.
Но теперь было бы противоестественным не суметь подплыть к этим скалам, не иметь возможности уравновесить судно и сделать с сотню потрясающих снимков. Ко всему прочему, сразу после установки мотора, Леонид в полной мере оценил легкость вхождения в гавань по узкому извилистому фарватеру, забыв о лавировании против встречного ветра. Он забыл даже о той безысходности, когда паруса безвольно повисают, а курс безудержно сбивает сильное течение.
Чуть выше на мысе заблестел маяк Немецкий. Черный исполин, нагоняющий драмы и без того суровым видам.
Ветер усиливался, толкая яхту на острые камни. Леонид завел мотор и отошел от берега в темные воды взволновавшегося моря. Кириллов заглушил мотор, поставил Химеру в левентик, зафиксировал руль и перебежал на грот. При помощи лебедки он медленно выпустил белоснежный парус. Лишь только послышался громкий хлопок, яхту начало сильно кренить. Леонид метнулся к штурвалу и по направлению к корме словил ветер. Он вновь зафиксировал руль и подскочил к стаксель-шкоту. После подъема стакеля Леонид задал Химере курс и спустился в кубрик.
Его любимая комната озарилась приглушенным светом настенных светильников. Плетеный ковер монгольских рукоделов добавлял этому месту колорита. Здесь было все необходимое не только для путешествия по морю, но и для повседневной жизни, что, к слову, для Кириллова не имело никаких различий.
Мягкий угловой диван – небольшой, но уютный. За ним душевая кабина, по другую сторону длинная столешница кухни и ящики для продуктов. Под мойкой холодильник и мини бар. За кубриком узкая каюта с еще более узкой кроватью и крюки для одежды. Рядом тесный клозет с крошечным окошком.
Леонид щелкнул полупрозрачный свитчер электрического чайника и умыл лицо. Крепкий чай и овсяное печенье согрели холодную свежесть сумерек. Еще немного и если повезет начнутся «пляски духов». Здесь, на севере, каждая вторая ночь не проходит без полярного сияния. Кириллов спустился в кубрик и заварил еще кружку чая. Бутерброд с сухой как деревяшка вяленной колбасой и свежим огурцом распахся на всю яхту.
«Аппетит в море отменный», – подметил Леонид и присел на кокпит.
С появлением первой звезды на угасающем зареве его сердце радостно затрепетало.
«То ли еще будет», – капитан подмигнул небу, нетерпеливо, словно школьник, дожидаясь темноты, чтоб сверить курс по звездам.
Он совершил на Химере кругосветное путешествие, он месяцами жил в океане, он знает о звездном небе все. Конечно, у него есть компас. Да что у него, у одной Химеры их целых три, не считая спутниковой навигации. Но дело совсем не в этом. Кириллов, воображая себя древним мореплавателем, порой доверялся природе гораздо больше, чем технике.
«Почему?» – спросите вы. Ученый вряд ли ответит. Но слишком часто на его веку бывало так, что даже самые надежные приборы на большой воде выходили из строя. Стрелки компасов крутились как сумасшедшие, радио шипело, улавливая вместо наземных сигналов странные глубинные звуки, а мотор, полный горючего, никак не заводился.
И что бы не случилось с Химерой, главным ориентиром для Леонида в ночном небе всегда оставалась Полярная звезда. Она единственная не путешествует по небосводу и всегда указывает строго на север, отклоняясь в течение ночи всего на полтора градуса. Это, конечно, существенно для профессионального мореходства, но для заблудшего в море – хватит. Да, вон она, – последняя в ручке ковша Малой Медведицы. Большую Медведицу видно сразу, а вот Малую порой весьма сложно обнаружить. Найдите две звезды (Дубхе и Мерак) – стенки ковша Большой Медведицы и мысленно продлите эту линию. Отложите на ней 5 раз расстояние между Дубхе и Мерак и упретесь взором прямо в Полярную звезду. Если Большой Медведицы не видать, тогда на помощь приходит созвездие с романтическим названием Кассиопея. Оно отличается хорошей видимостью на фоне Млечного Пути и напоминает букву «М». Если найти центральную звезду, то следующая от нее сияющая точка слева проложит прямой путь вниз до яркой Полярной звезды. Когда она обнаружена, определить стороны света остается делом техники. Справа будет восток, слева – запад, а за спиной юг.
